Борис Конофальский - Аэропорт

— Виноват, — сухо отвечает Носов.

— Выражаю вам своё неудовольствие, — едко говорит подсотенный прямо в лицо.

— Есть, — говорит урядник Коровин.

Тут к месту подбегает взводный, прапорщик Михеенко. Колышев встречает его улыбкой:

— А вот и командир отличившихся. Кстати, вам я тоже выражаю своё неудовольствие.

— Есть, — вздыхает прапорщик.

Подсотенный молча поворачивается и уходит, уходит, а прапорщик подходит к Носову и выговаривает:

— Ну как первый год служишь, честное слово, — выговаривает прапорщик Михеенко уряднику Коровину.

Тот вздыхает, морщится, понимает, что виноват. А вот Юра виновным себя не ощущает и спрашивает у Михеенко:

— Слышь, взводный, а что с первым взводом?

— Их поставили дорогу охранять в степь, шесть километров на восток от дороги, их и два взвода степняков, чтобы китайцы из степи дорогу на Аэропорт не порезали. Вот китайцы и попытались, степняки откатились, а наши за камни зацепились, почему не отступили — непонятно. На связь не выходят, видно, рации конец.

— Степняки, заразы… — Говорит Ерёменко.

— Они всегда такие были… — Зло говорит Карачевский. — Как чуть прищемили, так сразу бегут.

— Вот уроды, — Юрка сплёвывает.

Видно, что его да и всех бойцов штурмовой группы очень злят сапные казаки.

А вот Саблине не таков, с ним всё хуже, он не может высказаться и сплюнуть. Молчаливый и закрытый человек, с виду, вроде бы, и невозмутим, но изнутри его разъедает холодная злоба. Костяшки пальцев, что сжимают дробовик, под крагами побелели. Просто он всё хранит её себе, растит её в себе. И злится он не на китайцев, что с них взять, они непримиримые враги. Сейчас он думает о том, что сам бы расстрелял командира степняков, который дал приказ отходить и бросить их первый взвод в степи на растерзание китайцам. Аким сам бы вызвался в расстрельную команду. И плевать ему, что лёгкие казачьи части не предназначены для вязких и тяжёлых контактов. Они могут за час пройти по барханам тридцать километров. Но это бойцы с лёгким вооружением на квадроциклах, багги и слабо бронированных БМП. Их задача — быстрые рейды по степи, фланговые обходы, засады, контроль и разведка. Нет у них ни тяжелого вооружения, ни сотен мин, как у пластунов, и броня у степняков много легче пластунской.

Но всё равно ничто из перечисленного не оправдывает такого поведения в глазах Саблина. Внутри его всё клокотало от злости, хотя внешне он невозмутим, разве что хмур и угрюм.

— Ладно, — продолжает прапорщик, — мы уже загрузились.

И тут голос в наушниках шлема, говорит подсоленный Колышев:

— Вторая сотня, собраться у головной машины.

— Пойдём, хлопцы, — говорит прапорщик, — не дай Бог ещё и сейчас опоздать. Подсотник съест поедом.

— Значит так, — чуть подумав, говорит Колышев, оглядывая в свете фар БТРа собравшихся казаков. — Первый взвод был выдвинут в боевое охранение дороги, он и два взвода из Одиннадцатого Казачьего полка охраняли дорогу с востока. Час назад они сообщили, что атакованы превосходящими силами противника, говорили, что китайцев ориентировочно две роты. Совместно со степняками было принято решение отходить, но наши почему-то отойти не смогли. Казаки из Двадцатого Линейного полка, поняв, что наши не отошли и ведут бой, вернулись за ними, но подойти уже не смоги, теперь они тоже ведут там бой.

— Значит, не бросили наших степняки, — шепчет Каштенков, что стоит рядом с Саблиным.

От этого как-то сразу настроение у Акима улучшилось. Это всё просто неразбериха, не струсили линейные, не убежали. И зря он кого-то расстреливать уже собирался.

— Наши блокированы. — Продолжает подсотник. — Задача номер один — подойти и деблокировать четвёртый взвод, забрать раненых, — он замолчал на секунду, — и убитых, если есть. Задача два — родготовить позиции и предотвратить возможность прорыва противника к дороге. Дождаться подхода основных сил полка. Вопросы?

— Да как там, в барханах, позиции подготовишь? — Крикнул кто-то.

— По мере возможности, к дороге до утра мы китайцев подпустить не должны.

— А чего БТРов только два? — Спросил Володька Карачевский.

Подсотенный как будто ждал этого вопроса, он даже, кажется, обрадовался ему:

— Для господ генералов из четвёртого взвода сообщаю, на первом БТРе ушёл первый взвод, ещё один БТР неисправен, а на двух этих, — он указал рукой на два готовых к выходу бронетранспортёра, — поедет второй и третий взвод. А вам господа, будет подан вон тот комфортабельный грузовик.

— Так это двухвостный грузовик, — произнёс Юрка Червоненко, — он в барханах не пройдёт.

— Рад, что вы заметили, — язвительно сказал Колышев, — но другого в нашем распоряжении, к сожалению, нет, так что вам, господа из четвёртого взвода, придётся пред барханами спешиться, взять всё, что положено по боевому расписанию и догонять второй и третий на своих, как говорится, двоих. Если вас, конечно, это не затруднит. И надеюсь ни у кого из вас, господа из четвёртого взвода, не будет проблем с ходовой частью брони. Я не хочу слышать, что среди вас есть отставшие из-за поломок приводов или сервомоторов на марше.

Четвёртый взвод молчал. Все остальные пластуны тоже.

— Ну, раз вопросов больше нет, — продолжал Колышев, — добавлю: командовать операцией буду я, так как Короткович уехал с полком и будет только через четыре часа. Всё, грузимся.

Казаки стали быстро грузиться, кто на тёплую броню, кто в грузовик. И когда они грузились, между ними в свете фар, стали пролетать белые, лёгкие шарики. Ночной ветер нёс их с запада.

— Пух, — с непонятной радостью сказал Володя Карачевский.

— Что-то рано степь зацветает. — Сказал урядник Носов, усаживаясь рядом с Саблиным. — Сейчас и саранча, значит, полетит. А потом и прохладненько станет.

— Скорее бы уже, — произнёс второй номер снайперов Серёгин. — Осточертела жарища.

Машина дёрнулась — люди в ней качнулись — поехала вслед БТРам, и колонна второй сотни покатилась в ночь, на выручку своим товарищам, что вели бой в десяти километрах отсюда.

Ночь, двадцать пять градусов, звёзды. Удивительно, как хорошо бывает в степи. Ни пыльцы тебе, ни мошки, ни зноя. Саблин отключил электрику и скинул шлем, который болтался на затылке. Респиратор тоже стащил с лица, дышал полной грудью, этим замечательным прохладным воздухом. Только саранча стрекочет вокруг, летает в свете фар БТРа, её так много, что стрёкот множества крыльев сливается в нудный, непрерывный гул. Она летит к дороге вместе со степным пухом, со всех окрестных пыльных барханов, привлекаемая тучами пыли и шелестом электроприводов. Если бы не саранча, можно было бы думать, что ты в раю. Впрочем, Саблин так и думал, сидя на броне, облокотившись на ствол двадцатимиллиметрового орудия и покачиваясь в такт неровной дороге. Под ребристыми колесами скрипят пыльные наносы, маленькие барханчики, что за ночь собрал на дороге ветерок. Безмятежность. Мерное покачивание и звуки убаюкивают. Так можно и заснуть, но спать нельзя, свалишься с брони. Такое бывало. Не с ним, конечно.