Джеймс Лавгроув - Машина иллюзий [litres]

Она стиснула зубы, сжала кулаки и побежала.

Три стрелка одновременно прицелились в нее.

Три винтовки одновременно выстрелили.

– Ривер!

Саймон был в своем кубрике – лежал на своей кровати, наполовину с нее свесившись.

Он с тревогой огляделся.

Ривер. Где Ривер? Он видел, как они – его отец и дядья – застрелили ее. Может, они просто ее зацепили? Нет, это невозможно. Три выстрела. Три винтовки выстрелили в упор. Он видел, как ее тело отлетело назад, как она взмахнула руками, словно кто-то внезапно дернул за привязанную к ней невидимую веревку. Нет, это не «просто зацепили».

Но еще оставался шанс, что она жива. Он не смог спасти Кейли, но если Ривер только ранена, то, возможно, ему удастся помочь ей.

Лишь через несколько секунд он понял, что находится не на лесной поляне, недалеко от принадлежащего его семье охотничьего домика. Он на борту «Серенити».

И он чувствовал себя, словно воскрешенный мертвец.

Саймон начал анализировать свое физическое состояние. Учащенный пульс. Боль в области висков. Взгляд плохо фокусируется. Острая боль в груди.

Все симптомы повышенного кровеносного давления.

Он прижал указательный и средний пальцы к запястью, нашел пульс. Он сосредоточился на том, чтобы замедлить дыхание, чтобы снизить уровень углекислого газа в своей кровеносной системе. Он не болен. Это паническая атака.

И не удивительно, если учесть, что сейчас у него на глазах застрелили Кейли и Ривер.

Но ни одной из них здесь, в его кубрике, не было.

Сон.

Наверняка это был сон.

Удивительно реалистичный сон.

Дыхательное упражнение помогло: пульс Саймона начал успокаиваться, и в голове у него прояснилось.

Саймон встал.

И сразу же упал лицом в пол.

Шофер вел лимузин Калеба Даля по шоссе, которое огибало залив Клиркрест. Кейли, сидевшая на пассажирском сиденье, кипела от ярости и во всем упрекала себя. Почему она сразу его не раскусила? Особняк на Хэмсворт-авеню, димсамы и мятные джулепы, переплаты и даже этот проклятый лимузин. Все было слишком идеально. Разумеется, где-то должен был крыться подвох.

И в данном случае подвох состоял в том, что Калеб Даль – самый настоящий преступник.

Теперь они сидели вместе. Даль навел на нее пистолет и улыбался – сладко, как хорошо накормленный лев. Когда он замечал ее косые взгляды, то просто изгибал бровь, словно говоря: «Ты сама во всем виновата, Кейли. Надо было догадаться».

– Кто они? – спросила она в конце концов.

– Кто? Те люди в космопорте? – переспросил он. – Никто.

– Для тебя они что-то значат – иначе почему они в цепях? Они наверняка представляют какую-то ценность, раз ты не хочешь, чтобы они сбежали.

– Если тебе это настолько интересно, скажу так: они – отбросы галактики, худшие представители пограничных планет, сборище негодяев, прожигателей жизни, бродяг, наркоманов, бомжей и тунеядцев. Они – люди, от которых все хотят избавиться. В некотором смысле я оказываю обществу услугу. Меня можно сравнить с чистильщиком, с водопроводчиком, который приходит, чтобы прочистить забившийся слив.

– Все они не могут быть негодяями, прожигателями жизни и как ты там их еще назвал. На том «Светлячке» я видела детей. Некоторым из них, наверное, еще нет тринадцати.

– Даже у негодяев и прожигателей жизни есть семьи. Иногда ты ловишь одного парня, а у него оказываются иждивенцы – комплект, можно сказать.

– Но зачем они тебе? Ты продаешь их в рабство? Отправляешь их на принудительные работы?

– Нет, вот никудышная бизнес-модель. Убеждать людей, чтобы они купили себе работников, которые изначально настроены против работы? – Даль усмехнулся. – Я бы за несколько недель разорился.

– Значит, проституция.

– Разве я похож на сутенера?

– Не знаю. Никогда их не встречала.

– Нет, Кейли, оборванцы на том корабле, как и все остальные, которых я привез на Новую Вирджинию, могут предложить только одно. Они являются предметами роскоши – просто потому, что с рождения обладают всеми теми частями, которые есть и у других людей.

Смысл его слов дошел до Кейли не сразу.

– Их органы, – сказала она. – Ты торгуешь органами.

– Я предпочитаю термин «торговля предсмертными пожертвованиями», – сказал Даль. – Ты же знаешь, как это обычно бывает. У тебя есть орган, который начинает отказывать, и ты встаешь в очередь на пересадку. Если тебе повезет и подходящий тебе орган найдут, за операцию ты выложишь целое состояние. Если у тебя есть страховка, то твои взносы покинут околопланетную орбиту и взлетят в бесконечность. Лично я со всем этим борюсь, предлагаю целый ассортимент органов, все типы тканей. Товар первоклассный. Ну, может, не целиком – некоторые доноры в течение жизни сильно запускают свои тела. Я не могу гарантировать, что ты получишь орган в идеальном состоянии, но, по крайней мере, ты его получишь, и притом по относительно приемлемой цене – если, разумеется, сможешь набрать бабла.

– За эти органы кто-то платит своей жизнью. Такую цену я не могу назвать «приемлемой».

– Не обязательно жизнью – например, можно вырезать одну почку, и тогда донор не умрет.

Кейли обдумала его слова.

– Ты хочешь сказать, что оставляешь так называемых «доноров» в живых?

– Да, до тех пор, пока они остаются источником пригодных к использованию органов. Кроме того, в городе у меня есть несколько домов; я даю этим людям крышу над головой, кормлю и пою их, обеспечиваю круглосуточную медицинскую помощь и предоставляю какие-то земные блага – а ведь в их прошлой, непродуктивной жизни всего этого у них не было.

– Они – твои пленники, и ты постепенно режешь их на куски, пока от них ничего не остается.

– Ну если послушать тебя, то действительно выходит, словно я разбираю их на запчасти, словно ты – какую-нибудь старую и ржавую развалюху, найденную на свалке. На самом деле это довольно точное сравнение – просто, на мой вкус, чуточку упрощенное.

– Ты – не человек.

– Меня называли и другими словами, похуже.

Чтобы задать следующий вопрос, Кейли пришлось собрать все силы:

– А я? Что ты собираешься делать со мной? Я стану еще одним из твоих «предсмертных доноров»?

Даль прикусил губу.

– Видишь ли, Кейли, я в затруднительном положении. Ты слишком много знаешь, это ясно, и поэтому отпустить тебя я не могу. Ты из тех людей, которые сразу бросаются к федералам и все выбалтывают. С другой стороны, я к тебе привязался. Вот такая у меня дилемма. Я бы не хотел тебя ликвидировать – помимо всего прочего, было бы жаль лишиться такого талантливого механика, да еще к тому же честного, доброго и симпатичного. Ты ведь фактически единорог в мире механиков. Нет, я совсем сбит с толку, честное слово. Отвезу тебя домой и потом уже решу, что с тобой делать.