Ольга Ворон - Ангелы: Анабазис

Михаил удачно отмахнулся от нападавшей сбоку стервы и упрямо продолжил двигаться к упавшему товарищу. А возле того несколько тварей спикировали, взвихрив снег, и ожидающе уставились в небо. Оттуда спускалась лёгкая фигура.

В отличие от других, она не была увешана сталью, но чувство опасности от неё веяло сильнее, чем от остальных. Тварь опустилась недалеко от упавшего человека и сложила крылья. Они просто схлопнулись за спиной в одну тонкую линию и исчезли, словно и не было. И вместо уродливой рукокрылой твари на снегу оказалась обнажённая девочка-женщина. Длинные фиолетовые волосы, хрупкие плечи, упругие округлости фигуры… Михаил успел заметить и тонкие черты лица, и огромные глаза, и пухленькие губы… И упругие соски, и треугольник курчавых волос… Соединение пленительное и жуткое — ребёнок и зрелая женщина! Она тонко улыбнулась, посмотрев на раненого, безуспешно пытающегося подняться, и двинулась к нему. Шаг, ещё один — снег, кажется, даже не примялся под босыми ногами.

Медведев бешено рванулся сквозь вставшую на пути тварь. Успеть! Только бы успеть! Он сам не понимал, какая опасность угрожает Славяну, но чувствовал, что, возможно, только смерть — милосердное избавление для него.

Девочка добежала до поверженного егеря и присела над ним на корточки. Наклонилась ближе. Фигурка странно изломалась, гибко и нелепо, словно не было у неё ограничений в суставах, и сила тяготения не действовала. Она улыбнулась Славяну и тонкими пальчиками взяла его за виски, посмотрела и вдавила затылком в снег. Вячеслав и не сопротивлялся — то ли сил не было, то ли действовала на него странная магия тварей. Губы что-то шептали, но что — молитвы или проклятье — за стеной криков, визга и скрежетания металла и камней не расслышать. Схватив за волосы раненого, человекообразная тварь резким рывком сорвала скальп… Наклонилась ниже, смешно склонив набок голову, словно плохо пришитую, и заглянула в рану. Пухлые губы расцвели улыбкой. Девочка протянула ладонь в небо и в ней оказалась… обычная ложка. Самая обыкновенная. Как в столовой.

Михаил взревел и рванул вперёд. Сквозь всё и всех! Не разбирая — свои или чужие. Перед глазами — вздрагивающий в агонии друг. И всё. Места тварям там не было. Каким-то шестым чувством ещё ощущался Юрий, несущийся следом, летящий сквозь стерв, но не успевающий не догнать, не оттолкнуть…

Славян не кричал. Он корчился. Но тонкая хрупкая ручка на лбу удерживала голову неподвижной. Пока ложка зачерпывала что-то сочащееся паром из раны. Пока пухленький рот хватал эту жаркую пищу. Пока тварь торопливо глотала…

Одна стерва. Вторая. Третья. Перо в руке норовило выскользнуть от жаркой липкой жижи. Визг звенел в ушах. Вокруг метались крылатые тени. Но спасало только одно — масса Михаила была велика, а острия на крыльях уже не пугали, на ранения же попросту он плевал — и сбивал встающих на пути стерв.

Девочка остановила ложку на полдороге, подняв изумлённый взгляд на рвущегося к ней человека. Зрачки оказались красными. Радужка — нежно-васильковой. И в этих глазах медленно проявлялся ужас. Тварь заверещала, отскакивая от трупа, и рванулась за спины сдвинувшихся стерв. Медведев, пролетев в прыжке над мёртвым телом, сшиб с ног нескольких защитниц, всем весом ломая выставленные крылья. Напоролся на сталь. Проломил. Сшиб стерв, прокатился дальше, снова вскочил на ноги и успел! Успел-таки схватить убегающую тварь!

Медведев, яростно рыча, сжал извивающее тело. Хотелось рвать, хотелось грянуть оземь, хотелось совершить что-то такое страшное, чего бы самому потом пугаться! Девочка всхлипнула и обмякла. Милое личико побелело. Кукольная голова на тонкой шейке свесилось на бок, а потом и вовсе отвалилась. И покатилась под ноги замершим в панике стервам.

Словно сон. Кошмарный сон, навалившийся внезапно после тяжёлого дня. Сон, в котором увяз и никак не выбраться, даже осознав, наконец, что всё происходящее — не реальность. Тут правят иные законы. Так что ж — пытаться удерживать рассудок в узде бывшего понимания действительности? Или сойти с ума в бешеном кружении невозможных событий? А что ты есть — действительность — как не попытка сумасшедшего договориться с другими сумасшедшими о тайных знаках? Что ты есть, как не азбука сознания, не бессмыслица общепринятых слов и сутей, не иллюзия реальности абстракций, не…

Медведев захохотал, прижимая к груди обмякшую тряпичную игрушку. Быстро истлевающее тело таяло в руках. А он хохотал, не в силах остановится.

Стервы бросились молча. Скопом.

Слева оказался Зубров, а справа — неизвестный тэра… Прикрыли. И после отдыха в четыре удара бешеного стучащего сердца, и Медведев включился в бой. Стало полегче — в тройке воины справлялись лучше — но не надолго. Вскоре стерв прибавилось, и они раскололи группу, не успевшую дать отпор. Каждого атаковало несколько тварей.

Михаил завяз в бою и не заметил, как чёрным силуэтом накрыло небо. Лишь показалось, что в глазах потемнело. И — в волосы, в одежду и мышцы впились стальные когти. Заорал, почувствовав, как режет и рвёт тело стальными крючьями. Забился, безуспешно размахивая клинком над головой. Сдавило виски холодными оковами. Запульсировало в глазах, замелькали круги и искры, стала теряться связь с телом…

— Яромир! Меченный!

Михаил узнал голос Юрия, но так и не понял смысла крика. Сознание уплывало.

— Щиты!!!

Рёв Яромира сорвал тэра с мест, заставляя бешено прорываться к утягиваемому в небо человеку.

Снег. Холод. Тишина. Боль.

Уставшее, побитое и подранное тело не хотело просыпаться, не хотело двигаться.

Он открыл глаза и посмотрел в небо. Там снова бесились тучи. Черничные сливки, взбитые всевышним кондитером. Дома Наташа часто делала торт с черникой…

— Мих?

— Ага.

Только сейчас почувствовал лёгкое одеяло на теле, да выжатую анальгетиками до невралгии боль в ранах. Облизал губы и повернулся на зов. Юрий выглядел уставшим. Раненым, побитым, озябшим. Протянул руку, и тот подхватил, помог приподняться. Огляделся. Мир вокруг не обещал чудес: всё тот же каменный предел, всё те же люди, только подранные и битые, да многих не хватает. Да в глазах что-то иное. Зверское проснулось. А не хватает… Славяна не хватает. Ворона. Родимца. И двух раверсников. Батон спал рядом. Катько сидел неподалёку и заматывал хвосты перьев изолентой. Возле колена уже лежала кучка самодельного оружия. С другой стороны громоздилась груда вырванных крыльев, с которых он аккуратно срезал перья. Полынцев, последний оставшийся в живых из группы «Р-Аверса», устало махнул рукой на скупой кивок. Яромир даже не обернулся на взгляд. Молча сидел на камне и что-то теребил в руках. Рядом с ним застыл на коленях воин, не оберёгший Талика. Не иначе — ждал решения своей участи.