Ольга Ворон - Ангелы: Анабазис

Юрий покачал головой:

— Нет, Мих. Если небо будет благосклонно, а мы достаточно упёрты, то Храмы смогут нам помочь. Не думай, что им легко даётся вынужденное бездействие. Потерять подготовленный отряд «щитов» — это катастрофа для линии Одина-та. Это — цвет их воинства. Сейчас наверняка на границе, скрипя зубами, ждут сигнала «мечи» Храма. И им не улыбается стать похоронной командой.

— Ага. Только нам-то с того, что они там зубы сточат!

— Тэра не оставляют своих, — сухо повторил Юрий. — «Р-Аверс» — это особое. Я не знаю, что. Но уверен, что есть причины у глав Схода поступать так. Даже теряя сильнейших воинов.

Медведев передёрнул плечами:

— Политика и личные интересы. Что, чаще всего, одно и то же. Деньги. Власть. Слава. Три кита подлости.

— Нет, — Юрий посмотрел снисходительно: — Патриархам лет по сто, а кому и больше. Земное для них — несущественное. Столько веков хранить Храмы в чистоте и боевом духе… Им нет повода рушить незыблемое. Если они решили, что Храм может отдать жертву хозяевам «Р-Аверса», значит, в этом есть выгода Храму. И остаётся только радоваться, что жертве позволительно огрызаться.

Хмуро продолжая копаться в волосах, Михаил вытягивал с прядей слипшиеся бурые комки. А что говорить? Что ему «не плевать», он уже сказал. А о том, что это значит, не Юрию объяснять. Отдать друга «Р-Аверсу» или смерти — выбор не велик. Но он-то не намерен его делать! Всегда существует третий вариант. Просто не всегда он виден. Невооружённым взглядом. А вот если этот взгляд прищурить и хорошо вооружить…

Михаил покосился на молчаливо застывшего рядом друга. Хотелось спросить о многом. О том, каково быть таким, нечеловеком. О том, как он видит будущее. О том, почему тот был против оплаты крови. Об их давней встрече и её поводе. О дружбе и не-дружбе… Промолчал. Зачем усложнять? Запутаться все ещё успеют. «И о будущем не стоит гадать — не наше это дело. Пусть Кассандры настродамят…», — решительно пресёк свои размышления Михаил.

И промолчал. Но это молчание оказалось невыносимым не для него.

— Мы не противники, Мих, — Юрий заговорил тихо, но, с трудом сдерживаясь, сжимал-разжимал кулаки. Как в момент наивысшего напряжения. — Не враги людям. Мы сами — люди. Многие из нас жили и живут как обычные человеки. В закрытых школах обучаются только те, чьи судьбы предопределены служением. Да и не можем мы быть врагами человечеству — у обычных людей рождаются дети-тэра, у тэра рождаются люди. Мы вместе, слиты воедино. И те пара-тройка генетических отличий, что стоят между нами, не мешают человеку полюбить тэра, а тэра влюбиться в человека. Может быть, не все люди понимают, почему так… Может быть, тэра пугает своими способностями… Может быть, тэра очень долго молчали о себе… Но мы — не враги. Мы — стражи этого Предела… Понимаешь? Просто у одной матери среди десятков детишек, умеющих рисовать, возделывать землю, пасти овец, считать звёзды и строить лодки, вдруг появился сирота-подкидыш, который умеет воевать. По-настоящему воевать. С любым чужаком, пришедшим в дом без зова. Воевать чудовищно и… страшно. Но она вырастила его в любви и заботе и теперь это сын той же матери, Мих. Он не пойдёт против своей семьи.

Михаил потянулся и опустил руку на запястье друга, сжал крепко. И тем остановил беспокойное движение ладоней. Зубров кивнул и замолчал, отворачиваясь.

— Михаил, — тёплые пальцы крепко, до пульсации сдавили запястье, — поговорить надо.

Он открыл глаза и кивнул. Сон как рукой сняло — над ним склонялся Яромир. Пока поднялся, пока потянулся, волевым усилием заставляя вялое, больное тело двигаться, Ведущий «щитов» уже вернулся на своё место возле малого круга.

Михаил огляделся. Бывший ещё перед рассветом серый снег стал мельче. Взглянул на часы — полдень. Но будто солнце и не думало подниматься в небо. Вокруг оставались сумерки. Тёмные тучи, словно шторы, закрывали свет. И осыпали мир ледяными булавками снега. Холод стоял не зимний, скорее осенний, вряд ли ниже нуля градусов. Но был у него выматывающий тело друг — ветер. Ветер сходил с ума, проникал сквозь прорехи меж камней и пробивал домен вдоль и поперёк. Более-менее спокойно было только за большими валунами. Да и то — всего с полметра безветренный карман, а дальше — стылая волна воздуха накрывала с головой.

Большинство тэра и «таёжники» спали. Вповалку — где кому удалось втиснуться среди камней. Даже Зубров нашёл себе место подле монолита и прилёг. Рядом с ним сидел Святослав, ни дать ни взять — на страже. Последил взглядом за пробудившимся Пресветлым и подал свою фляжку. Такие — тонкие, изогнутые, — были у каждого воина, пришедшего с Яромиром.

Михаил хлебнул и тут же отринул от фляжки:

— Брр! — по вкусу напиток напомнил почти до уксуса скисшее плодовое вино со специями, но оставил странное солоноватое послевкусие. — Крепка, зарррраза! Аж до слёз пробрало! Что это?

— Яблочная брага. — Забрал фляжку Святослав. — С кровью Талика и приправами.

Михаил сглотнул и, натянуто улыбнувшись, показал большой палец вверх:

— Бодрит! Как кофе!

Кивком поблагодарил и двинулся к Ведущему тэра. По пути выискал взглядом Полынцева. Тот не спал, записывая что-то в блокноте: взгляд задумчивый, рука напряжённая, в зубах подсевший уже фонарик. Рядом с инквизитором сидя дремал Катько. По другую сторону от него спал Всеволод. Закутавшийся с головой в окровавленную и подранную серую куртку, он сжался калачиком, сберегая тепло. И что-то подсказывало Медведеву, что Маугли под негласной защитой немногословного Кирпича.

— Всем подружкам по кружке, — проворчал он едва слышно.

Действительно, Юр-сан и Святослав, Катько и Маугли, Яромир и он сам. Но вот что интересно — каких-то дружеских обязательств, явных симпатий или сентиментальных настроений меж ними не было. И что так сводило людей, оставалось неясно.

Ведущий «щитов» Одина-тэ дождался, когда он расположится рядом, приладил фонарь в расщелину, раскинул карту на камне и ткнул пальцем:

— Мы здесь. Вот тут, тут и тут — ворота домой. Через эти, видимо, прошли вы, через те — мы. А вот эти ворота уже давно не используются — там было лет триста назад столкновение между нами и стервами, с тех пор земля ещё не остыла, пройти нельзя. А вот тут предположительно ближайшее гнездо.

— Километров сто тридцать, — прикинул на глаз таёжник.

А в голове закрутилось мозаикой: «„Столкновение“, „земля не остыла“ да „который умеет воевать“, „чудовищно и… страшно“. Вот тебе и „сын той же матери“! Что здесь происходило? Взрыв кобальтовой? Теоретически после взрыва земля может нагреваться от высокой концентрации радиоактивных изотопов, но при такой концентрации, ходить там — копыта откинешь сразу. Но нагретая земля не бывает через века после взрыва… Что ж за технологии у тэра, если земля ещё остывает?!»