Владимир Корн - Один и без оружия (СИ)

Он щелкнул пальцами, и на разделяющей чужаков и жителей Радужного полоске земли, приземлился мешок.

Судя по кровавым пятнам, содержимое мешка могло оказаться только одним: чьими-то головами. Толпа угрюмо молчала. Никто в ней не взвыл в голос, или даже не ахнул. Либо головы в мешке не принадлежали никому из местных, либо раньше их носили такие же пришельцы, как мы. По которым убиваться некому.

— Терехин! — громко позвал все тот же, в бандане, когда убедился, что нужное впечатление произведено. На его зов из толпы вышел Кирилл Петрович. — Их смерть на твоей совести, — ткнул чужак пальцем в мешок. — Ты мне пообещал, что убедишь туда не соваться. Получается, не убедил.

На Кирилла было больно смотреть. Еще бы: обвинить в смерти людей. Хотя нисколько не сомневаюсь: он сделал все, что только мог. И мне его стало по-человечески жалко.

— Да, вот еще что хочу сказать. Полезет туда еще кого-нибудь, пострадает не только он. Но и все, кто даже носа туда не совал. Понятно всем?

— Жребий вам придется кидать, — заржал кто-то за его спиной.

Народ расходился, чужаки продолжали стоять. К валяющемуся на земле окровавленному мешку, никто так и не прикоснулся. Наоборот, старательно обходили его стороной. Мы, вчетвером, уселись на уже знакомую лавку.

— Димон, что по этому поводу думаешь? — спросил Малыш то, что остальных интересовало нисколько не меньше.

— Считаю, какое-то время нам придется сидеть на заднице ровно.

Меж тем, площадь практически опустела. На ней оставались только пришельцы, да Кирилл Петрович с несколькими жителями Радужного. Разговаривая с человеком в бандане, Терехин выглядел провинившимся мальчишкой, который пытается оправдаться.

— Смотрите, они тоже уходят, — глядя на Терехина и его окружение, сказал Павел. — По крайней мере, б о льшая их часть.

Все верно: теперь на площади рядом с Кириллом, было лишь несколько чужаков.

— Ну так что, пойдемте и мы? — предложил я.

По дороге заглянем за Лерой, которая, вероятно, успела уже изнервничаться.

— Дмитрий! — крик Кирилла Петровича настиг меня в спину.

Сначала я даже не понял, что тот обращается именно ко мне. Дима, Димон — было уже привычно. Но не Дмитрий. И потому обернулся не сразу. Чтобы обнаружить: и сам Кирилл, и чужаки, смотрят именно на меня.

— Дмитрий, иди сюда! — приглашающее помахал рукой глава Радужного. — Тут с тобой поговорить хотят.

— Раньше надо было уходить, вместе со всеми, — пробормотал Малыш.

Но ведь и сейчас еще не все разошлись. Возможно, оно и к лучшему: появилась у меня одна мысль. А что, если попробовать с ними договориться? Ну отхватили они себе лакомый кусочек, согласен. И что, будут сами на нем промышлять? Но даже если и сами — места всем хватит. Так почему бы и нам не поучаствовать? Пусть даже сбывая товар задарма: задача у нас ведь совсем другая? И чего тогда время терять?

Путь через площадь я выбрал напрямик, и проходил он мимо мешка. Чтобы через открытую горловину окончательно убедиться: в нем именно головы, а не местные чайки или пеликаны.

— Чего хотел, Кирилл? — поинтересовался я.

По дороге не оглядывался, но по шуму шагов знал точно: на лавке не остался никто, все пошли вслед за мной.

— Да это не я, вот они хотят с тобой поговорить, — мотнул головой Кирилл Петрович, указывая на все того же типа в бандане, который оказался в числе тех, кто с площади не ушел.

И я взглянул на него вопросительно.

— Мне тут сказали, что ты человек Якова Таланкина? — понятно, что сообщить ему мог только Кирилл.

За что винить его было нельзя: у него спросили — он ответил. Причем, сказал то, что считал сам, а не выдумал.

— Лишь в какой-то мере.

— Ты мне тут загадками не разговаривай! «В какой-то мере!», — передразнивая меня, повысил он голос. — Я задал тебе вполне конкретный вопрос.

«Как же все-таки широко у него расставлены глаза! — продолжал поражаться я. — Если ударить кулаком в переносицу, как раз между ними места хватит».

— Тогда совсем не его человек. Так, одно дело вместе затеяли, не более того.

— Нет, вы только посмотрите на него, а? — обернулся он к своим. — Теперь уже, оказывается, совсем не Таланкина человек!

Его поведение было прямым наездом, что я отчетливо понимал. Что бы сейчас ему ни говорил, и в чем ни уверял, не имеет уже ни малейшего значения.

«Глупо все это. Нам вообще не следовало приходить на площадь».

— Ну так зачем звал? Все, что хотел сказать ты — я услышал. Все, что хотел сказать я — услышал ты. На том и разбежимся?

Я даже дернуться не успел, когда кончик его ножа оказался в опасной близости от моего глаза. Для надежности он шагнул вплотную, захватив свободной рукой одежду на плече. Вспомнив знаменитое: «Что-то среди вас одноглазых не вижу!», неожиданно для самого себя улыбнулся. Тем не менее, лишаться одного из всего двух органов зрения прекрасного карего цвета жутко не хотелось, и потому ситуацию следовало развести.

— Дядя, чувствуешь, тебе в живот что-то уперлось? Думаешь, у меня на тебя встал? Заблуждаешься: я симпатичных девочек люблю. А это — наган. Вернее, его ствол. Поверь на слово, не блефую. Скажу честно: взвести не получилось, но у меня самовзводный вариант. Сейчас на спуск нажму, и появится у тебя рядом с пупком еще одна дырочка. Оно тебе надо? Ранение в живот само по себе тяжелое, а ведь пуля еще и в позвоночник может попасть. Перебьет тебе спинной мозг, ноги откажут… Ну и кому ты тогда будешь нужен здесь инвалидом? Конечно, в том случае, если вообще выживешь. Так что убери нож, захлопни пасть и попробуем поговорить спокойно: нам с тобой делить нечего.

С закрытым ртом договариваться ему будет сложно, но так уж получилось. Чтобы его окончательно проняло, вдавил ему в живот ствол револьвера еще глубже. По бряканью вокруг стало понятно: за оружие схватились все.

— Ну так что, уберешь? — стараясь не шевелиться, спросил я.

И одноглазому существовать можно прекрасно, но лучше постараться этого избежать. Когда, он, наконец, отвел руку с ножом, я наскоро оглянулся. Все так и есть: Малыш с Пашей, отскочив на пару шагов назад, держат оружие наготове. Трофим поступил хитрее. Или продуманнее. В руке у него тоже был пистолет. Но он не отскакивал, сделав наоборот, и теперь его прикрывали мы с этим нервным типом.

Сам я, когда мой противник отпрянул на шаг назад, угрожал револьвером уже в открытую. Прижав локоть к боку так, что едва не упирался рукояткой себе в ребра. Гудрон, мой наставник, учил: на вытянутой руке пистолетом угрожают только в кино — в таком положении его довольно легко выбить. Или направить в сторону. И еще щелкнул курком. Затем, стараясь говорить убедительно, продолжил:

— Ничего не имею ни против тебя, ни против твоих людей. Считаю, все мы погорячились. И повторю: я не человек Таланкина. У нас с ним общее дело, которое совсем не касается всего того барахла, которое можно найти на островах. Ну так что, разбегаемся?