Юрий Никитин - 2039 [litres]

– Мы сейчас последние, – согласился Уткин, – отвечатели за человечество! Хоть высокопарно, но кто бы подумал, что и я окажусь в такой роли!

– Трагической, – буркнул Лавр. – В последних жертвах.

Молчание стало еще тяжелее, по лицам видно, с каким трудом приходит понимание, что в остальном мире еще хуже. И если не мы, то все, кранты.

Похоже, как бы мы ни прикидывались безобидными серыми мышками, какая-то сволочь все-таки сумела вычислить ту важную роль, которую мы играем.

Вторая волна штурмующих, которых мы по старинке называем бесчинствующими, хотя это уже война, вооружена автоматами, что раньше состояли на вооружении армии.

Я углядел двоих в полном защитном армейском обмундировании, в прошлые годы таких называли киборгами, хотя там киборгами и не пахло, просто защитные пластины по всему телу, голова тоже укрыта, только перед лицом прозрачная с внутренней стороны сталь.

Уткин с тревогой кивнул в их сторону.

– Эти особенно опасны. У нас нечем их остановить, если ворвутся.

Камнеломов сказал с оптимизмом прирожденного дурака:

– Остановим!.. У нас нет преград ни на море, ни на суше!

Уткин посмотрел на него с отвращением.

– Чем?.. Знанием формулы Васильева – Фауста?.. Да ты и ее не знаешь.

Камнеломов взглянул на меня, я кивнул, он даже не посмотрел на Уткина, выскользнул из комнаты тихо и бесшумно, словно тень отца Гамлета.

Уткин с подозрением покосился ему вслед.

– Что с ним?

– То, – ответил я, – что со всеми нами.

– Сволочи, – сказал вдруг Карпов. – Даже не ведут переговоры!

– О чем?

– Ну, чтоб сдались и покинули здание. Им же не мы нужны? Им важнее остановить хай-тек?

Южалин сказал с горечью:

– Они уже ощутили сладкий для хищных зверей вкус крови. Им не нужна сдача, нужнее наша гибель. И не просто чтобы исчезли, а чтобы в муках корчились и умирали под ударами их дубин, арматуры, молотков! Чтобы горели живьем…

Я промолчал. Николай прав, все усилия культуры всегда были направлены на то, чтобы заглушить в человеке зверя. Полностью изъять можно будет только в сингулярности, а пока только затрудняем его проявления или хотя бы заменяем сублимацией звериных инстинктов в развитии спорта, сети клубов боев без правил, футбола, хоккея и прочей хрени, что вроде бы та же война и убийства, но без жертв, если не считать того, что эти люди уже потеряны для цивилизации.

Заговорил обычно молчаливый Касарин:

– Перестраиваются… Чувствуется опытная рука в руководстве. Сейчас пойдут на штурм.

С чердака спустился Шенгальц, в руках большой оцинкованный ящик. Я взглянул вопросительно, он так же молча отщелкнул металлическую крышку.

Уткин заглянул первым, в спешке толкнув меня плечом, а Карпов и Влатис едва не столкнулись лбами. Патроны уложены ровными рядами, у всех кончики пуль зловеще блестят красными головками.

Уткин спросил осевшим голосом:

– Взрывные пули?.. Разве их не запретили?.. Каждая угробит уйму народу!

Я смолчал, давая ответить Карпову или Влатису, Карпов тут же ответил резко:

– Пусть угробят нас?

– Нас тринадцать человек, – сказал Уткин отчаянным голосом. – А на площади тысячи!

Влатис сказал еще резче и с нарастающей озлобленностью:

– В жопу свою демократию, понял?.. Наши головы, если уж начистоту, ценнее жизни миллиона простейших!.. В жопу толерантность, в жопу дресскоды!..

Уткин возразил упавшим голосом:

– Но это же нарушение всех норм… Шеф, скажите ему!

Я развел руками.

– Вообще-то, если по уму, а не гребаной толерантности, что всему миру подпортила кровь, править должно не большинство, а умнейшие. Всегда.

– И везде! – добавил воспрянувший Карпов.

– Сейчас, – продолжил я неумолимо, – когда все изломано, мы обязаны взять власть в свои руки. Даже не взять, а поднять с земли втоптанную в грязь. Не страшась испачкаться ни в крови, ни в говне. Нужно даже для простейших, без нас перегрызут друг другу глотки и разрушат все так, что дальше только пещеры… Игорь, я не буду спрашивать, откуда у вас это… Но еще есть?

Шенгальц ответил с настороженностью, но глаза засияли.

– Найдутся. Смотря для чего, правда…

– Для спасения мира, – ответил я твердо. – Нужно отстоять нашу часть, даже если остальную зальем кровью простейших!

Он лихо козырнул и стремглав ринулся из кабинета.

Карпов крикнул от окна:

– Все, началось!.. Двигаются осторожно.

– Знают насчет подстреленной четверки?..

– По виду другая группа. Хотя в целом стихия… Объединяет их общая идея вломить всем яйцеголовым на свете! А вот координации пока не особо заметно.

Я удержался от привычного желания подойти к окну, атавизм, гораздо удобнее смотреть через видеокамеры, там и под любым углом, и зум, и мгновенная настройка, к тому же безопаснее.

Лавров, Карпов, Барышников устроились с винтовками у окон, Камнеломова и Шенгальца не видно, но у них особый статус из-за военного опыта, знают, что делать, а я знаю, что делать будут.

Диана взяла было винтовку, но Хусаинов тут же властно отобрал с видом полнейшего мужского свинячества, Диана в изумлении вскинула брови, что за, но сказал наставительно:

– Женщин будем использовать для размножения! Потому каждый экземпляр невероятно ценен.

Ее глаза вспыхнули изумрудным гневом.

– Что-что?

– А вдруг останемся здесь на столетия? – пояснил он голосом экскурсовода. – Я в кине такое видел. Без тебя, Ани, а теперь и Маргариты род человеческий прекратится! Имею в виду род яйцеголовых. Остальные не в счет.

Она открыла рот для возражения, застыла на миг, но произнесла уже контролируемым голосом:

– Это дискриминация… но, понимая твою свинячью сущность, ввиду чрезвычайных обстоятельств… В общем, тебя убью потом.

Он охнул.

– Вот уж повезло, не ожидал! Умереть от руки красивой женщины – щасте!.. А вообще-то я всеми ластами за женщин на военной службе. Бесподобно, когда строем в коротких юбочках… Мы всегда за, но не сегодня…

Судя по его лицу, «сегодня» это три великих К: kinder, kuche, kirche, но вслух не осмелится, у женщин бывают проблемы с юмором, особенно высокой мужской разновидности.

Диана с подчеркнутым высокомерием на лице и прямой спиной прошла мимо. Правда, в той стороне не кухня, но и линия нейроморфных процессоров все-таки не передовая в общепринятом смысле, компромисс.

Видеонаблюдение за любой точкой планеты позволяет рассмотреть многое, даже что творится на улице красных фонарей в Париже, но что нам Париж, у нас свои парижи хоть афедроном ешь, толпа вон медленно выходит из улиц и переулков на площадь, накапливается.

Молодежь не только в передних рядах, что и понятно, вообще половина парней и девушек упитанного вида. Глядя на эту толпу, не скажешь, что Россия катастрофически стареет.