Александр Рудазов - Апофеоз

Но потом началось. Сначала с мелочей, пустяков. У Меорра сильно разрослась малина – и он чуть-чуть сдвинул изгородь. Буквально на пол-локтя – изогнул пространство и увеличил свой надел за счет соседа. У того там все равно был только пустырь.

Но Таасдам заметил. Ничего не сказал, но обиделся.

А потом уже сам Таасдам напортачил с туалетом. Он у него был во дворе – монстрамический, с Живой Плотью на дне. Но яму он с самого начала выкопал мелковатую, и со временем Плоть слишком разрослась, стала протекать сквозь почву.

А туалет был недалеко от изгороди.

– Вы когда-нибудь видели Живую Плоть, которую годами взращивали на фекалиях? – спросил Меорр. – Знаете, каково, когда она просачивается у вас под ногами?

– Даже не берусь представить, – посочувствовал Танзен. – Что было дальше?

Дальше Меорр отделил заборчиком их общий спуск к реке. Потому что он единственный косил там траву, а Таасдам в жизни косы в руки не брал.

Так что спуск по справедливости был только его.

Потом Таасдам развел каких-то гомункулов-тараканов. На своей половине, конечно. Но тараканам же не объяснишь. Они получились умнее обычных, но все равно тараканы. И они стали распространяться и к Меорру. А тот принял их за самых обычных тараканов и стал травить.

И вот тут-то Таасдам и взвился!..

Ну и вот так, слово за слово, год за годом, они из лучших друзей превратились в заклятых врагов. Теперь Тассдам гадит Меорру под дверь, а Меорр проклинает Таасдама сквозь стену.

Дослушав, Танзен вздохнул. Изумительное дело. Всего две луны назад он спасал мир, а теперь мирит вздорных стариков.

– Не возражаете, если я приглашу сюда вашего соседа? – устало спросил он.

– Только пусть ноги вытрет, – потребовал Меорр.

Идти далеко не потребовалось. Открыв дверь, Танзен встретился взглядом с Таасдамом. Тот как раз перелезал изгородь, держа под мышкой газету.

– А, вы еще не закончили, – с разочарованием произнес старый орк. – Я попозже зайду.

– Ах ты, гнусное гобло!.. – ахнул Меорр. – Да потрескается твой череп, да высохнут твои глазные яблоки, да сгниют…

– Прекратить! – резко сжал кулак Танзен. – Еще одно заклятие, и вы прямиком поедете в Карцерику, мэтр Меорр! А вы, мэтр Таасдам, пойдемте с нами!

Впервые за почти два года эти соседи оказались в одной комнате. Таасдам уплетал оладью с какао и крайне подозрительно следил за Меорром, который с отвращением глядел на его грязные ступни. Обувь старый орк носил только дома.

Битый час Танзен расхаживал по комнате, читая бывшим друзьям нотацию, убеждая не создавать проблемы себе и окружающим. По косточкам разбирал все их ссоры, все конфликты – и тыкал ими в лицо, показывая, что те не стоят не то что вражды, а даже мелкого недовольства.

За окнами успело стемнеть, над крышами заплескались фейерверки, а в светящемся дальнозеркале появился председатель Локателли. Пришло время его ежегодного обращения к мировому волшебному сообществу.

– Это был нелегкий год для нас всех, дорогие мои коллеги, – вещал старец в каменном кресле. – Многое случилось, многое произошло. Многие трагически погибли. Но мы все выдержали, все перенесли. И если снова что-то случится – мы и это выдержим. Потому что мы – Мистерия. Мы – волшебники. Наша профессия – творить чудеса. И если уж с какой-то проблемой не можем справиться мы – кому еще с ней справляться? Кроме нас некому. Вот и мэтр Хаштубал подтвердит.

Стоящий рядом Хаштубал что-то невнятно проворчал. Изображение в дальнозеркале отдалилось, и за плечами Локателли стали видны другие волшебники и волшебницы.

Тридцать ректоров и шесть президентов. Весь ученый совет Мистерии.

– Дорогие мои коллеги, – лучезарно улыбнулся Локателли, поднимая бокал с чем-то искрящимся. – Я предлагаю всем нам сегодня выпить за то, чтобы любые проблемы, какими бы они ни были, мы решали вместе, плечом к плечу! Как вот мы все здесь делаем это уже много лет. Выпьем за Мистерию, выпьем за вечное волшебное единство – и да хранит нас всех Кто-То-Там! С Добрым Днем, дорогие коллеги, с Новым годом!

Ученый совет принялся чокаться бокалами, а изображение в дальнозеркале сменилось красочным многоцветьем. Небо над Валестрой сейчас бушевало огнями – да и по всей Мистерии волшебники запускали фейерверки и иллюзии.

– С Добрым Днем, – вздохнул Меорр, наливая Танзену и Таасдаму вина из старой бутыли.

– С Новым годом, – вздохнул и Таасдам, комкая на груди корониевую шапочку.

Танзен выпил. Вино оказалось фелинское, мятное. Не наколдованное, к счастью. Танзен терпеть не мог материализованный алкоголь – вкусом-то он не отличается, и ужраться с него можно без труда, но маны там нет ни капли.

А какой смысл бухать, если ты при этом не восполняешь ману?

– Больше прошу неприятностей не создавать, – попросил Танзен, покидая дом. – Мне правда не хочется в следующий раз заковывать вас обоих в короний.

Таасдам и Меорр кивнули, провожая его к калитке. Друг на друга соседи не смотрели, но хоть не швырялись больше проклятиями.

Танзен уже собирался принять форму № 6 (орел) и полететь домой. До конца Доброго Дня еще несколько часов – он еще успеет проводить старый год. С матерью, Укети и Мипшатой, своим маленьким сыном и големической башней.

Но в последний момент Танзен задержался у птичника мэтра Меорра. Там сидели на насестах полтора десятка кур и расхаживал огромный важный петух… удивительно красивая птица. Белый, как снег, с алой бородкой и гребешком…

– Что-то не так, мэтр? – окликнул его Меорр. – Вы что-то ищете?

– Да, – задумчиво кивнул Танзен. – Форму № 102.

Грузэния, монастырь Солнца.

– Восславим Солнце, брат Массено.

– Восславим Солнце, братья.

Массено поднялся с колен, ибо закончил молитву. Терпеливо ждавшие этого старцы чуть заметно ерзали – в их годы уже тяжело сидеть на каменных ступенях.

Почти три луны Массено провел здесь, в монастыре, в уединенной келье. Три луны он исполнял наложенную советом приоров епитимью. Три луны старался смыть с себя страшный грех, что совершил на острове Вечной Ночи.

Он спасал жизнь тому, кто не заслуживал смерти. Не поддайся он ярости, не преврати Солнечное Зрение в убийственный пламень, не сожги того рыцаря антимагии – мэтр Танзен бы погиб. И неизвестно, не оказалось ли бы это песчинкой, что утопила перегруженный корабль.

Но смерть остается смертью, убийство – убийством. Свет Солары запрещено использовать против созданий из обычной плоти, как бы греховны те ни были. Сделав это, Массено первым же делом вернулся в монастырь Солнца, где с тех пор и пребывал.

Он не переставал каяться. Молил Лучезарную простить ему сей грех. Она не лишила его зрения, так что чаша ее гнева не переполнилась – но это не уменьшает вины Массено.