Светлана Кузнецова - Дворец для рабов [litres]

«Вот и я не хочу, – признался Тим. – Колодезов не понимает почему».

«С тобой иное совсем, – сверкнула глазами Аленка. – Ты же вырос в семье главы».

«Не назвал бы я наши отношения с Колодезовым семейными», – поморщился Тим.

«Я не о том. Тебе хочешь не хочешь, а приходится соответствовать. Стань ты обыкновенным, ну… например, поваром или техником, люди коситься начнут, решат, будто ты ущербный, раз не командуешь и в лидеры не выбился. – Аленка пригубила несуществующего вина и закинула ногу на подлокотник. – Понятно, что тебе плевать на подобные мнения, более того, только по-настоящему недалекие люди меряют детей по родителям или родственникам, однако тебя же самого гордость заест: она у тебя раздутая…» – И она весело рассмеялась.

«На себя посмотрела бы», – огрызнулся Тим.

«А я и не отрицаю. Однако в нашем с тобой положении лучше быть революционерами и максималистами, чем серой плесенью. Именно такие, как мы, толкают вперед общество обывателей, которым все равно, что жрать, лишь бы побольше, где и с кем спать, только бы мозг не слишком выносили. Потому за нас!» – и Аленка шутливо отсалютовала ему кубком.

«За нас с вами и черт с ними!» – поддержал тост Тим. Кубка у него не имелось, зато собственный кулак вполне его заменил.

Карканье в этот раз напомнило смех. Наваждение-воспоминание развеялось синим туманом, преобразовавшимся сизым облачком и полетевшим с мыса в далекие дали, до горизонта залитые светлой водой – Тим не заметил, как день сменился вечером, а небо стало закатным. А может, на самом деле успела промелькнуть-пронестись ночь, и над ним разворачивался величественный восход. Все небо затопило бледно-оранжевым, бежевым и нежно-розовым сиянием. Оно отражалось в спокойной водной глади.

Миг-другой, и вот из-за скалы показался забавный кораблик, приводимый в движение двумя огромными колесами, расположенными по бокам, и широким синим парусом на одинокой мачте. Из квадратной трубы, изогнутой буквой «Г», вырывался сиреневый дымок с охристыми и серебристыми искрами.

Тим застыл у самой пропасти, невесть как достигнув края мыса. Одно неверное движение – и полетит вниз на черные, окатанные волнами валуны, выступающие из морской пены. Из-под ноги посыпалась песчаная крошка и мелкие камушки. Впрочем, вряд ли ему позволили бы упасть – подхватили и поставили бы на место.

Главное, Тим находился там, куда стремился: он и не должен был попасть на борт, но проводить тех, кто отплывал, – обязан.

– Очнулся? – произнес где-то над ним завораживающий бас, и Тим распахнул глаза.

Комнатенка два на четыре метра. Полумрак темнел в углах и слегка рассеивался возле настольной лампы, обмотанной белым целлофаном. За последнее Тим испытывал сильную благодарность, поскольку иначе ослепительный свет бил бы ему в глаза. Пахло здесь чем-то дезинфицирующим, лекарственным и соленым – тот еще аромат, если бы не нечто неуловимое, горьковато-свежее, висящее в воздухе.

В скособоченном шкафу без стекол и с висящей на одном честном слове ручкой громоздились друг на дружке папки, а в углу стояли склянки. Последние занимали и низкую тумбочку, находящуюся в изголовье кровати, на которой лежал Тим. Все остальное пространство было отдано внушительному письменному столу с той самой лампой и черному крутящемуся креслу на колесиках – с виду весьма солидному и удобному. В нем сидел человек лет тридцати семи – сорока, обладатель диафрагмального баса, столь поразившего недавно Тима. Кстати, голос совершенно не вязался с внешностью, даже контрастировал, пожалуй.

Сам человек был среднего роста и заурядной внешности. Темные с проседью волосы прикрывали уши и совсем немного не дотягивались до плеч, узкое бледное лицо казалось в неверном свете серым. Тим вряд ли заприметил бы его в толпе, но точно ни с кем не спутал бы, оказавшись рядом. Прямой нос выдавался вперед клювом черной птицы из недавнего бредового сна. Высокий лоб, маловыразительные губы, нижняя так и вовсе толстовата. Единственной деталью, привлекающей внимание, оставались глаза: глубокие, большие, в окантовке очень длинных и черных ресниц. Правый был светло-серым с золотой звездочкой у самого зрачка. Левый – бледно-бледно-карим с серым кольцом, идущим по внешнему краю радужки. Брови, прямые у переносицы, затем загибались полукружьями, делая взгляд еще выразительнее.

Отрекомендовался он как Олег Николаевич Немчинов, представитель службы безопасности Содружества Станций Кольцевой линии – Ганзы, если по-простому. Своего звания не сообщил и, похоже, оказался несколько разочарован, когда Тим не проникся ни его должностью, ни происходящим.

– Мог бы хотя бы спасибо сказать, – заметил он, – все же именно я спас тебе жизнь.

– Вы – врач? – поинтересовался Тим и тотчас услышал в ответ:

– Я важнее.

С этим парень не стал спорить, он прекрасно помнил, как именно обращались прочие бойцы к этом типу – по имени-отчеству, почтительно, чуть ли не с придыханием и даже со страхом. Не по доброте душевной он приказал оставить Тима в живых, взять с собой. Не из-за врожденного человеколюбия лечил и сейчас находился в комнате, якобы исполняя роль внимательной сиделки, параллельно работая с документами.

– Так как насчет спасибо? – усмехнулся Немчинов. – Хотя бы за то, что появились вовремя.

Эта фраза основательно вывела Тима из себя. Перед глазами встало воспоминание: залитое кровью тело Даньки, его глаза, пусто смотрящие перед собой. Наверное, если бы парень мог подняться, то непременно вскочил бы, дал по наглой хищной морде Немчинову, а там – будь что будет. Увы, но даже просто сесть оказалось выше его сил.

– Думаю, я вполне справился и сам, – ответил он, а на удивленно вскинутые брови пояснил: – Вы преследовали этих стервятников, начиная с «Маяковской», но ждали до последнего.

Немчинов хмыкнул и почесал переносицу.

– У вашей подчиненной очень запоминающийся голос, – поторопился сказать Тим.

От двери послышалось громкое фырканье.

– Что есть, то есть, – Немчинов подавил зевок. – Вы ведь еще не знакомы? – спросил он Тима и кивнул девчонке: – Заходи.

В сером камуфляже, висевшем на ней слегка мешковато, проститутка с «Маяковской» выглядела взрослее и даже немного привлекательнее. Ей гораздо больше подходила роль заправской солдафонши, нежели гетеры-соблазнительницы, ловящей мужчин в свои сети. Странно, что ей вообще пришло на ум рядиться в платье, сидящее на угловатой, худой фигуре, будто штаны на волкодлаке – совершенно неуместно.

– Маряна Тетерова, – представил вошедшую Немчинов. – А это Тимур Волков, можно сказать, мой пленник, которым я сильно дорожу.

Тим вздрогнул. Он точно не назывался, но откуда тогда ганзейцу известно его имя?!