Светлана Кузнецова - Дворец для рабов [litres]

Тоннель наехал, поглотил, как недавно станция. Яркий свет, льющийся с «Курской», отбросил перед дрезиной длинную темную тень.

– И никто до сих пор не взбунтовался? – не поверил Тим.

– Еще как бунтуют, – фыркнул Немчинов. – Только не так, как следует. Настоящие люди давно схватились бы за… что нашли, и кого надо – а необходимо всю верхушку во главе с их генсеком, товарищем Москвиным, – пристрелили-забили-придушили, захватили склады с оружием и запасами, раздали бы всем сестрам по серьгам, да и без террора и судов Линча не обошлось бы. Но, досыта пустив кровь, они принялись бы обустраивать быт по-новому, может, и к нам за помощью обратились бы или к Полису. Специалисты и у нас, и у них имеются.

– То есть вариант со второй Антантой? – спросил Тим.

– Ага! – рассмеялся Немчинов, на этот раз вполне искренне. – Попался?

Тим нахмурился, удивленно моргнул и, когда наконец до него дошла вся жуть того, что он сказал, выругался в голос.

– Вот-вот. Уже поделил метрополитеновцев на «своих» и «чужих». И кого?! Жителей одного города!

– Тот, кто все это выдумал, появился на свет от кровосмесительной связи волкодлака и трехголового монстра!

– Гений! – расхохотался Немчинов. – Который неразлучен со злодейством, – и тотчас посерьезнел. – Ну, попался же. Признай.

– Попался, – не стал спорить Тим.

– И это ты, – заметил Немчинов. – Прикинь, как иным, рожденным в нынешней системе, приходится тяжко. Волей-неволей ведь начинают воспринимать метрополитен через призму разных фракций, конгломератов, прочих объединений по идеологическому признаку, искусственно делящих людей новообразований. А ведь все мы – москвичи, не важно, из Содружества ли, Арбатской конфедерации ли, Бауманского альянса или черт его знает чего еще.

– И вы действительно помогли бы народу Красной Линии просто так? – тихо спросил Индеец. Спросил – и сразу же отвернулся, прикрыв рот рукой, будто слова вырвались помимо его желания.

– Я? – Немчинов хмыкнул. – Вполне возможно, и помог бы, вот только поступают твои красные не как люди, а словно крысы. Последних я отказываюсь считать достойными помощи, уж извини.

– Да я-то что… – пробурчал Индеец. – Я как раз понимаю.

Таракан поморщился и сплюнул:

– Понятливый…

– Один в поле – не воин, – очень серьезно произнес Немчинов и откашлялся. – Когда видишь, что замок не сломать, а выбить дверь не выйдет, глупо прошибать ее лбом. По мне, хорош не тот, кто превращается в вечного борца в душе, на самом деле ничего не делающего, а лишь год за годом нудящего на тему «как все неправильно и нужно менять». И уж точно плох тот, кто рассчитывает стать мучеником и с радостным повизгиванием восходит на лично выстроенный эшафот, рассчитывая, будто его пример кого-то побудит к действиям. Подобное – всего лишь расписка в неумении жить, складывание с себя любой ответственности и перекладывание ее на чужие плечи. Хотя на знамя таких, разумеется, очень любят поднимать то одна политическая партия, то другая.

– И что же, уходить? – не понял Таракан.

– Именно. Подобный путь никогда не поддержит ни один системщик, лидеры всех существующих партий тоже будут против. Более того, не просто так в большинстве религий, основывающихся на подчинении правилам и жрецам, а также доении паствы, самоубийство – тягчайший из грехов. Потому что простейший выход! Того, кто с легкостью расстается с жизнью, рабом никогда не сделать!

– Вот, значит, как…

– Да, Тим. Если не можешь сломать механизм, отойди от него подальше, наплюй, игнорируй, но не мирись с его наличием даже в мелочах, не становись винтиком. Мало что вызывает большее пренебрежение, чем разжиревший боров, развалившийся в загоне, плодящий поросят, жрущий из корыта и хающий тех, кто подкладывает ему дешевый корм, тогда как могли бы расстараться и на помои посытнее.

– Почему вы так говорите? – спросил Тим, испытывая сильнейшее возмущение от произнесенных слов и соглашаясь с ними одновременно.

– Потому, – ответил Немчинов и, словно очнувшись, снова перевел тему. Вернее, замаскировал под нее все сказанное. – Красные бегут скопом, в стайных животных превратились. Поодиночке слишком боятся. Эдакое коллективное бессознательное на марше, готовое переть на пулеметы и автоматы. Когда расплодятся слишком сильно или неурожай случится, а может, катастрофа, так и пытаются прорваться. Чаще всего к нам, поскольку именно Содружество поддерживает своих граждан, а немногочисленным, – он интонационно подчеркнул это слово, – иммигрантам помогает устроиться и обеспечивает всем необходимым на первых порах.

– И как вы их останавливаете? – нахмурился Тим. Он и так догадывался, но желал знать наверняка.

– Ганзе всегда нужны рабочие руки. Конечно, не столь сильно, как Рейху, те готовы принимать многих, но и отбор там… своеобразный, да и текучка, – сказал Немчинов. – Но там, где маленький ручеек не сумеет наделать зла, способна все смести волна цунами, оставив за собой разруху и покалеченные жизни. Своих граждан мы ценим больше чужих, надеюсь, ты не станешь возмущаться по данному поводу?

Тим покачал головой. Колодезов боялся подобного: прихода чужаков и, как теперь он понимал, – не только вооруженных. С захватчиками все ясно: их следовало убивать, защищая свое. Однако сумел бы поселок найти необходимые ресурсы – пищу, воду, место, наконец, – если бы из Москвы Тим привел не обещанную помощь, а сотню-две беженцев, оборванных и голодных?

– Но не стрелять же их… – сказал он, обращаясь скорее к себе, нежели к кому-то другому.

– Чаще всего не приходится, – ответил Немчинов. – Красные справляются своими силами.

– Почему?..

– Ты же умный парень, – в обычно ироничной усмешке Немчинова промелькнуло нечто зловещее, – включи голову.

– Им невыгодно, – мрачно проговорил Тим. – Если остальные прознают об удачном побеге, их не остановит ничто.

– Поднимутся все, – согласился Немчинов. – Молодец, толк будет. Пойдешь ко мне замом через несколько лет?

Тим глянул исподлобья. Немчинов изобразил невинную улыбку. В этот миг по тоннелю пронесся отдаленный грохот, показавшийся Тиму самым настоящим громом. Не одиночные выстрелы – целые раскаты.

– «Комсомольская»… мать ее! – выругался Немчинов и приказал: – Никита, гони!

– Да, Олег Николаевич! – откликнулся машинист, и Тима вдавило в спинку сиденья сильнее, чем раньше.

Дрезина понеслась, свистя тормозами на поворотах. Немчинов встал на колени на сиденье, ухватился за ограждение и ловко перемахнул через него, приземлившись рядом с машинистом, тот подвинулся. Свет фары высветил стоящую впереди дрезину, высыпавших на пути пассажиров…

– Тормози!

Однако машинист уже сориентировался. Свист тормозов резанул по ушам. Тим почувствовал, как его отрывает от сиденья и тянет вперед, словно невидимый великан сграбастал огромной лапищей. В плечи тотчас вцепились с обеих сторон, удержали.