Аластер Рейнольдс - Медленные пули [сборник litres]

Не дожидаясь, когда Байконур подтвердит, что пакет данных получен, я разогрел себе еду, хлебнул водки из личного загашника и решил поесть в отсеке, формально считавшемся общим пространством и зоной отдыха. Этот отсек, самый веселый на «Терешковой», украшали пластмассовые цветы, мишура и прочие цацки, а также фотографии, открытки и детские рисунки. Я устроился у стены, включил телевизор и стал перебирать каналы, доступные на «Терешковой», ложкой зачерпывая еду. Пропустив сериалы, телевикторины и ток-шоу, я добрался до государственного новостного канала. Запуск «Терешковой» освещался как сенсация, но полет к Матрешке получился слишком долгим и утомительным, и о нас подзабыли. Теперь мы снова попали в главные новости, вытеснив сюжеты о всепобеждающей советской предприимчивости и нелепых просчетах капиталистов.

Телеканал сообщал зрителям, что автоматический зонд, запущенный с космического корабля, успешно преодолел Слои 1 и 2, чего при первых двух появлениях Матрешки не удавалось никому. Это невероятное достижение, которое – можно утверждать с уверенностью – мы вот-вот превзойдем. Данные, уже пересланные на Землю, телеканал назвал щедрым даром, который на много лет обеспечит пищей самые пытливые умы. Нет, мы не спрячем интеллектуальное лакомство, – проявив исконно советскую щедрость, мы поделимся им с некогда великими державами, у которых пока не хватает средств на космические исследования. Отважные космонавты, собирающие столь богатый урожай, несколько раз назывались поименно. О том, что один из тех отважных космонавтов свихнулся, разумеется, не сообщили.

Я ни на секунду не сомневался, что правду о Якове не обнародуют никогда. Если он не поправится, приплетут неожиданную болезнь или несчастный случай. Проще убить беднягу, чем признать, что космонавты тоже люди.

– Я навещала его, – объявила Галина, испугав меня. В зону отдыха она вплыла совершенно бесшумно. – Яков уже разговаривает, и почти нормально. Хочет, чтобы его выпустили из модуля.

– Это вряд ли.

– Согласна. Только рано или поздно придется что-то решать.

– Ну, спешки-то нет. Ты как себя чувствуешь?

– Спасибо, хорошо.

Галина спала менее трех часов, но в невесомости, даже после изнурительной работы, этого достаточно. Здорово, что физиология так приспосабливается, особенно если дел невпроворот, но это также означает, что десять дней в космосе равны тридцати земным. Или ста.

– Отдохни еще немного, тебе же хочется. Когда «Прогресс» объявится, я тебя разбужу.

– Если объявится.

Я пожал плечами:

– Ты сделала все, что от тебя требовалось. Мы проникли так глубоко, и это…

– Да-да, нужно собой гордиться, – проговорила Галина, сонно глядя на экран.

– Они соврут про Якова.

– Знаю.

– Когда мы вернемся домой, нам велят придерживаться липовой истории.

– Да уж, – отозвалась Галина с такой безысходностью, словно считала это наименьшим из ожидающих нас зол. Новости и телевидение скоро нам надоели. Галина стала отвечать на письма от родных и друзей, а я отправился в орбитальный внешний модуль, чтобы лично оценить состояние Якова. К нашему разочарованию, Байконур так и не порекомендовал ничего конкретного – «продолжайте давать ему те же лекарства», и все. По-моему, им не хотелось оказаться крайними, если бы с Яковом что-нибудь случилось. Руководство было радо переложить ответственность за недужного товарища на наши плечи, даже если мы в итоге убили бы беднягу.

– Дмитрий, выпусти меня. Я в порядке.

Я смотрел на Якова в бронированное окно переборочной двери. Качая головой, я чувствовал себя доктором, озвучивающим страшный диагноз.

– Извини, но пока тебе лучше остаться здесь. Вдруг ты снова попробуешь открыть люк?

– Признаю, что это не тренировка. Признаю, что мы действительно в космосе. – Голос, доносившийся сквозь решетку громкоговорителя, был далеким и дребезжащим. – Дмитрий, ты мне веришь?

– Яков, я загляну к тебе чуть позже.

– Дай мне хотя бы поговорить с Байконуром.

Я прижал ладонь к бронированному стеклу:

– Чуть позже, дружище. Отдохни немного.

Я отвернулся прежде, чем Яков успел ответить.

В отдыхе и сне нуждался не только Яков. Усталость накрыла меня неожиданно и, как всегда, резко – меня словно вырубили. Я спал целых два часа и видел во сне Землю. Вот я сижу в парке, с женой, теплым весенним днем. Полет, по всеобщему мнению успешный, остался позади… Проснувшись, я долго не мог стряхнуть меланхолию. Мне очень хотелось домой.

Галину я нашел за панелью управления.

– Есть новости, – объявила она таким тоном, что я понял: радоваться нечему.

– «Прогресс» объявился?

– Он застрял, Дмитрий. Завяз на подступах к Матрешке. Не может ни вернуться, ни продвинуться дальше.

– Черт!

Когда «Прогресс» добрался до спутанных корней, стало ясно: твердой поверхности в Слое-4 нет, а корни, по сути, и есть сама сфера. В переплетениях имелись щели вроде зазоров в нетуго смотанных клубках. В эти щели бесстрашно и методично пробивался «Прогресс». С первой попытки удалось преодолеть не более трети километра – следующая щель оказалась слишком узкой. Еще одна попытка, еще одна щель, пройдено около километра, затем очередной тупик. Топлива оставалось в обрез – на возвращение к «Терешковой» плюс небольшой запас, – и «Прогресс» решился на последнюю попытку. Тогда он и застрял среди корней, как пуля в хряще.

Галина послала на «Прогресс» команды: откроется окно – и он улетит. Она велела кораблю совершать толчки с помощью манипуляторов и шевелить реактивными двигателями, чтобы освободиться. Команды оптимальные, но от Галины веяло пессимизмом. Мы прождали три часа и за это время подробно доложили о ситуации на Байконур. Наконец окно открылось, и «Прогресс» сообщил, что Галинины команды выполнены, но он до сих пор зажат среди корней.

– Сейчас ты скажешь, что я зря тебя не послушала, – начала Галина. – А ведь я послушала. Если учесть, что мы знали к тому моменту: возвращать «Прогресс» было не слишком разумно.

– Галина, я же полностью с тобой согласился. Никто тебя не ругает.

– Посмотрим, что после нашего возвращения скажут на Байконуре, ладно?

– Уверен, они проявят снисходительность. Мы собрали столько информации…

– Которая не сравнится с потерянными образцами?

– Может быть.

– Что «может быть»? Я все варианты перепробовала. Дмитрий, я знаю, на что способен «Прогресс». Это корабль, а не эскапист в цирке.

– У нас есть «Союз».

– «Союз» нужен, чтобы лететь домой. Он не поддается дистанционному управлению и не годится для сбора образцов.

– Я думал не о дистанционном управлении, а о том, чтобы полететь на «Союзе» к сердцу Матрешки. Он ведь размером с «Прогресс», верно? И технические характеристики примерно те же, да?