Аластер Рейнольдс - Медленные пули [сборник litres]

Интуиция подсказывала: нужно заканчивать, пока мы опережаем график. Мы спасли хоть что-то с застрявшего «Прогресса» – этого почти наверняка хватит, чтобы умиротворить Байконур. Мы рискнули, и риск себя оправдал. Из времени, которое я отвел на операцию, оставалось еще больше часа. Если работать быстро и эффективно – а мы уже входили в ритм, – вытащим еще три-четыре образца и успеем вернуться на «Союз». Кто знает, насколько полезнее окажутся пять-шесть образцов по сравнению с двумя?

– К твоему сведению, мне не терпится отсюда слинять, – заявила Галина, когда мы в очередной раз вернулись к «Прогрессу».

– Время пока есть. Еще два образца, а потом посмотрим.

– Ты нервничал куда сильнее, пока не открылось окошко.

Галина была права, отрицать бесполезно… Об этом я и думал, когда снова наладилась связь. На миг я обрадовался: поток цифр и символов, пусть даже совершенно мне непонятный, приближал меня к «Терешковой». До дома – лишь три слоя препятствий и короткий марш-бросок через вакуум. Почти рукой подать – примерно как до космической станции, мелькнувшей в небе над Клушино, когда отец посадил меня на плечи.

– Дмитрий! – позвал скрипучий голос. – Галина! Это Яков. Надеюсь, вы меня слышите.

– В чем дело, дружище? – спросил я. Надрыв в его голосе мне совершенно не нравился.

– Слушайте внимательно: связь может прерваться в любую секунду. Байконур обнаружил в Матрешке изменения, причем крупные. Пульсация Слоя-один увеличилась и в амплитуде, и в частоте. Ничего подобного не наблюдалось с первого ее появления. То, чем вы сейчас занимаетесь, действует на нее. Конструкция просыпается. Вам стоит задуматься о возвращении, пока алгоритм предотвращения столкновений способен провести вас через Слой-один. Если пульсации изменятся сильнее, алгоритм станет бесполезным.

– Вдруг он врет? – проговорила Галина. – Убалтывает нас, чтобы мы вернулись на «Терешкову».

– Я не вру. Я хочу, чтоб вы вернулись. И чтобы вернулся «Союз»: по крайней мере один из нас должен оказаться дома.

– Думаю, нам стоит вернуться, – сказал я.

– А остальные пробы?

– Черт с ними! Давай поскорее на корабль вернемся.

Пока я отвечал, окошко связи погасло. Галина оттолкнулась от «Прогресса». Я подтянулся на ближайший шип и полез вверх. Без груза подъем занимал меньше времени. Я думал об изменениях в Слое-1 и надеялся, что мы отыщем-таки лазейку между смертоносными силовыми линиями, которые к тому же двигались.

Мы были на полпути к «Союзу» – вон он, наверху, маняще-близкий, – когда Галина, буквально дышавшая мне в спину, замерла.

– У нас проблема, – объявила она.

– Какая?

– Посмотри вниз, Дмитрий. Что-то приближается.

Я послушался и все понял. «Прогресс» больше не просматривался. Его скрыл серебряный поток, сияющее море ртути, которое медленно поднималось из зарослей, затапливая все.

– Лезь вверх! – велел я.

– Дмитрий, мы не успеем. Оно поднимается слишком быстро.

Я аж зубами заскрипел: ох уж этот Галинин прагматизм! Тем не менее вверх она полезла, не в силах удержать тело от того, что разум считал бесполезным. Галина не преувеличивала: поток догонял нас куда быстрее, чем мы поднимались к «Союзу». Но я тоже не мог не подниматься. Рискнув глянуть вниз, я увидел, что серебристая жидкость лижет Галине ступни, глотает оказавшийся ниже ботинок.

– Оно добралось до меня.

– Поднимайся!

Галина освободила ботинок, дотянулась до следующего шипа, и на миг показалось, что она обгонит поток. Я мысленно перенесся на «Союз» и понял: даже если мы доберемся до него и заблокируем люк, улететь все равно не успеем.

Поток заглатывал Галину – жидкость покрыла ей бедра, потом талию. Галина двигалась вверх все медленнее.

– Меня тянет вниз, – пожаловалась она, кряхтя от натуги. – Засасывает!

– Сопротивляйся!

Может, Галина и сопротивлялась: по таким скованным движениям не определишь. Поток дошел ей до груди, проглотил рюкзак, потом шлем. Галина подняла руку над головой, чтобы уцепиться за следующий шип. Поток проглотил и руку.

– Галина!

– Я здесь. – Ее слова, перемежаемые треском помех, звучали невнятно. – Я внутри потока. Ничего не вижу, но могу двигаться, могу дышать. Здесь как в иммерсионной ванне.

– Галина, попробуй выбраться!

– Скафандр барахлит. Видимо, жидкость выводит из строя электронику и систему охлаждения. – Галинин голос стих, потом зазвучал снова, чудовищно искаженный хлопками, треском, шипением: – Боже! Жидкость в скафандр просочилась. Холодная какая! Она прибывает… Черт, как она попала в скафандр?!

Голос снова стих.

– Галина, отзовись!

– Жидкость у меня в шлеме. Боже, боже, она все прибывает. Я тону, Дмитрий! Это неправильно. Черт подери, я не желаю тонуть!

– Галина!

Я услышал сдавленный крик, потом бульканье. Потом ничего.

Я полз вверх, понимая, что усилия напрасны. Поток настиг меня через несколько секунд. Получилось так же, как с Галиной: поток проглотил меня, потом проник в скафандр.

Потом он проник мне в голову.

Мы не утонули.

Секунду мною владел панический страх: жидкость проникла в горло, в глазницы, в рот, в нос. Появился рвотный рефлекс, и этим все кончилось. Ни страха, ни паники – только блаженное забытье.

Очнулся я, лежа на спине.

Серебристый поток уходил – из наших тел, из наших скафандров. Он вытекал хромовыми ручейками, оставляя скафандры сухими и неповрежденными. Мы лежали, как опрокинутые черепахи, что-то вроде нормальной земной гравитации прижимало нас к полу. С огромным трудом я сел, потом встал, борясь с весом рюкзака, тянущим меня вниз. Скафандр больше не надувался: значит, мы находились в герметизированном месте.

Я огляделся по сторонам, делая нормальные, ровные вдохи.

Мы с Галиной попали в огромную, стального цвета комнату с жаброобразными стоками в боковых стенах. Жидкость утекала в стоки, обнажая черный, слабо мерцающий пол из чего-то, похожего на полированный мрамор. Серо-голубой свет лился сквозь шестиугольные решетки в сводчатом потолке. Рисковать, выясняя, годится ли воздух для дыхания, я не собирался. Я проверил внешний слой гермошлема на наличие дыр и царапин, но он, похоже, совершенно не пострадал.

– Галина! – позвал я. – Ты меня слышишь?

– Отлично слышу, Дмитрий.

Ее голос доносился и из шлемной радиостанции, и через стекло, глуховато, но внятно.

– Этот поток… По-моему, скафандры он не повредил.

– Воздух у нас еще есть?

– Согласно датчикам, на шесть часов.

– Как ты себя чувствуешь?

– Будто меня продраили изнутри с каустической содой. А в остальном нормально. Голова ясная, как после долгого сна. Пожалуй, я сейчас бодрее, чем до выхода из «Союза».

– Вот и у меня те же ощущения. По-твоему, где мы?