Аластер Рейнольдс - Медленные пули [сборник litres]

Здесь никто не выращивает урожаи и не распределяет пищу. Но это не имеет значения, ведь почти не осталось бодрствующих, которых надо кормить. Никто не руководит сложной и переменчивой глобальной финансовой системой. Но и это не важно: экономика канула в Лету. Отпала необходимость в транспортной инфраструктуре, потому что никто не путешествует. Нет нужды в связи: никого не интересует обстановка за пределами сектора. Нет потребности ни в чем, кроме абсолютно необходимого для выживания. А это воздух, продовольствие и лекарства менее чем для полумиллиона людей, немного нефти, последние ее капли, для вертолетов.

– Идет война, – сказал Да Сильва. – И началась она, в той или иной форме, еще до того, как тебя заморозили. Но это не та война, о которой ты, наверное, подумал.

– И как в нее вписываются все эти спящие люди?

– А у них нет выбора, – процедила Клаузен. – Они должны спать. Если они не будут спать, мы все умрем.

– Мы?..

– Ты, я. Мы все, – подтвердил Да Сильва. – Человечество.

Они забрали Неро и труп из лазарета, расположенного несколькими этажами ниже морозильной камеры. Мертвец был уже подготовлен к транспортировке – укутанная в серебристый пластик мумия на больничной каталке. Неро оказался не мужчиной, как предполагал Гонт, а высокой и гибкой женщиной с открытым и дружелюбным лицом и копной рыжих кудряшек.

– Новичок? – спросила она, салютуя кружкой с кофе.

– Пожалуй, – неуверенно отозвался Гонт.

– К этому надо привыкнуть, уж я-то знаю. Я только через полгода сообразила: это не худшее, что могло со мной случиться. Но и ты со временем втянешься. – Одна рука Неро была забинтована и облачена в белую перчатку, пришпиленную к одежде английской булавкой. – От души советую: не возвращайся в ящик. – Она взглянула на Клаузен. – Вы ведь даете ему такой шанс?

– Конечно. Это условие сделки.

– Знаешь, мне иногда кажется, что сделка все только осложняет, – сказала Неро. – Не проще ли говорить им, что надо делать, и к черту сантименты?

– Ты сама не очень обрадовалась бы, не предоставь мы тебе выбора, – возразил Да Сильва.

Он уже снимал куртку.

– Да, но что я тогда знала? Сейчас эти полгода после пробуждения кажутся половиной жизни.

– Когда тебя заморозили? – спросил Гонт.

– В две тысячи девяносто втором. Я из первых ста миллионов.

– Гонт тебя опередил, – сказала Клаузен. – Он из избранных. Те самые избранные, первые двести тысяч.

– Ничего себе! Вот это старт! – Неро прищурилась. – Так он не в курсе? Насколько мне помнится, они тогда еще не знали, во что влипли.

– Большинство не знало, – кивнула Клаузен.

– Чего не знало? – спросил Гонт.

– Спячка была прикрытием, – пояснила Неро. – Уже тогда. Вас, избранных, провели на мякине. Никакое бессмертие тебе не светило, сколько бы ты ни проспал.

– Не понял… Ты что, утверждаешь, что все это было мошенничеством?

– Вроде того, – сказала Неро. – Дело не в том, что кто-то захотел на вас навариться, а в том, чтобы было решено уложить все человечество в спячку. Предполагалось начать с малого, чтобы со временем преодолеть несовершенство технологии. Если бы знающие люди открыто объявили о своих планах, им бы никто не поверил. А если бы поверили, во всем мире поднялась бы паника. Вот и начали с избранных, постепенно разворачивая операцию. Сперва двести тысяч, затем полмиллиона, миллион и так далее. – Она сделала паузу. – А внешне жизнь шла своим чередом. Им удавалось хранить тайну лет тридцать, но потом поползли слухи, что спячка – это нечто большее.

– Да и драконы сильно подгадили, – добавил Да Сильва. – Их существование всегда было нелегко объяснить.

– К моменту моей заморозки, – продолжала Неро, – большинство уже знало расклад. Если мы не ляжем спать, миру придет конец. И согласие на анабиоз стало нашим нравственном долгом. Вариантов имелось лишь два: спячка или эвтаназия. Я выбрала спячку, но немало моих друзей предпочли пилюлю. Решили, что смерть предпочтительнее лотереи… – Она посмотрела Гонту в глаза. – И об этой части сделки я тоже знала. О том, что в любой момент меня могут разбудить и сделать надсмотрщиком. Но вероятность такого события была исчезающе мала. Вот уж не думала, что она придется на мою долю.

– Никто не думал, – буркнула Клаузен.

– А с ним что случилось? – спросил Гонт, кивнув на завернутое в фольгу тело.

– На восьмом ярусе прорвало паровую трубу. Вряд ли Гименес успел что-то почувствовать: все произошло внезапно. Я, конечно, немедленно спустилась туда, перекрыла трубу и дотащила Гименеса до лазарета.

– И сама обожглась, – добавил Да Сильва.

– Ничего, заживет. Правда, отверткой работать будет пока потрудней.

– Жалко Гименеса, – вздохнула Клаузен.

– С чего бы это? Ему здесь не нравилось. Все бурчал, что зря остался с нами, а не вернулся в ящик. Я, конечно, пыталась его переубедить, но тщетно. – Неро провела здоровой рукой по кудряшкам. – Не скажу, что я с ним не ладила. Зато сейчас ему точно получше.

– Он же мертв?! – удивился Гонт.

– Формально – да. Но я ему сделала полную очистку крови и накачала его криопротектором. Здесь нет свободных ячеек, но можно уложить его на главной платформе.

– В мой ящик, – уточнил Гонт.

– Есть и другие, – возразил Да Сильва. – То, что Гименеса заморозят, не помешает тебе последовать за ним, если захочешь.

– Если Гименес был таким несчастным, что вам мешало заморозить его раньше?

– Так дела не делаются, – ответила Клаузен. – Это был его выбор. К тому же мы затратили немало времени и труда, чтобы его обучить, помочь влиться в команду. Думаешь, мы согласились бы пустить все эти усилия коту под хвост только потому, что Гименес передумал?

– Он всегда честно вкалывал, – добавила Неро. – И команду никогда не подводил. То, что произошло с ним на восьмом, было несчастным случаем.

– Я и не сомневаюсь, – кивнул Да Сильва. – Он был хорошим парнем. Жаль только, что не смог до конца освоиться.

– Возможно, теперь для него все сложится к лучшему, – сказала Неро. – Смотрителем он уже отработал и получил билет в грядущее. Надеюсь, следующее его пробуждение произойдет в лучшем мире, когда мы выиграем войну. Уверена, что его там смогут починить.

– Похоже, в конце концов он все-таки добился выгодной сделки, – сказал Гонт.

– Единственная выгода – остаться живым, – возразила Неро. – Чем мы сейчас все и занимаемся. Что бы вокруг ни происходило, мы живы, мы дышим, мы мыслим. И мы не замороженные туши, дожидающиеся своего часа. – Она пожала плечами. – Вот так я к этому отношусь. Если хочешь вернуться в ящик, чтобы лямку тянул кто-то другой, то не заставляй тебя отговаривать. – Она посмотрела на Да Сильву. – Ты здесь справишься один, пока я подлечусь?