Сэмюэль Дилэни - Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна [сборник litres]

Как вот такого загнать и убить?

Я снял с плеча арбалет и нацелился меж прутьев. Тут или в глаз попасть – или бесполезно. А он еще и смотрит не в ту сторону.

Я опустил арбалет и взял клинок. Поднес ко рту и стал дуть. В дырочках запузырилась кровь, потом прорвался и резанул звук и пошел скакать по залу.

Он поднял голову и уставился.

Схватить арбалет. Навести, нажать спуск…

Он рванул на меня, яростно мотая рогами, он делался больше, больше, больше в моей каменной раме. Меня накрыло ревом, я упал на спину, зажмурившись, чтобы не видеть, как торчит моя стрела и выплескивается глаз.

Он вцепился в решетку.

По камню заверещал металл, камень с мясом оторвался от камня. И рама стала куда шире, чем была. Зверь отшвырнул измятую решетку в стену, брызнула каменная мелочь.

Потом сунул руку, зажал меня в кулаке от пояса до ступней и затряс кулаком над ревущей мордой (левая сторона в крови, слепая). Комната выгибалась подо мной, голова моя моталась из стороны в сторону, а я пытался нацелить арбалет вниз. Там, далеко, стрела сломалась о камень у самого копыта. Еще одна воткнулась в бок, чуть не расщепив уже сидевшую там стрелу Кречета. Ожидая, что стена вот-вот подлетит и сделает мне из головы повидло, я кое-как вставил еще одну стрелу.

Кровь сплошь заливала ему щеку. Последний выстрел, и вдруг – еще кровь. Стрела целиком ушла в слепой костяной колодец, полный лимфы. Второй глаз затуманился, словно кто-то припорошил линзу известкой.

Он выпустил меня.

Не бросил, выпустил. Я вцепился в шерсть у него на запястье. Она скользила в руках, и я съехал по предплечью в сгиб локтя.

Потом рука начала падать. Меня медленно перевернуло вниз головой. Разжатая рука костяшками ударилась об пол, копыта заклацали по камню.

Зверь храпнул. Я заскользил обратно от предплечья к кисти, руками и ногами цепляясь за щетину, чтобы замедлить движение. Скатился с ладони и похромал куда подальше.

Та штука, что я потянул в ляжке, больно стучала собственным пульсом.

Потом я обернулся к нему, попятился и понял, что больше ни шага назад не сделаю.

Он раскачивался надо мной, мотал головой, обдавая меня брызгами глаза. И он был величествен. И он был все еще силен, хоть и умирал, он все еще возвышался. И он был огромен. Я впал в ярость и в ярости закачался вместе с ним, вдавив кулаки в бедра и утратив речь.

Он был велик, он был красив, он и умирая бросал мне вызов, насмехался над моими синяками. Прах побери тебя, зверь, что величием превзошел бы…

Его рука внезапно подогнулась, потом копыто, и он с грохотом рухнул – на другую от меня сторону.

В его ноздрях – двух темных дырах – что-то еще громыхало и ревело, но все тише, тише. Ребра подымались, дугами проступая под шкурой, опадали, опять подымались. Я подобрал арбалет, проковылял туда, где лились кровавые слезы его губ, и вложил последнюю стрелу. Как и две другие, она вонзилась в мозг.

Его руки подлетели на метр вверх, упали (бум! бум!) и наконец расслабились.

Когда он замер, я подошел к подножию компьютера и сел, прислонившись к металлическому корпусу. Внутри у него что-то пощелкивало.

У меня болело все, и притом неслабо.

Дышать дышал, но радости в ребрах не испытывал. А еще я когда-то успел прикусить щеку. Это меня всегда так бесит, что впору зареветь.

Я закрыл глаза.

– Да, впечатляет, – прозвучало у моего правого уха. – Интересно бы посмотреть на тебя с мулетой. Оле! Оле! Сперва вероника , потом пасодобль !

Я открыл глаза.

– Но я вполне оценила твое, пусть и не столь утонченное, мастерство.

Я обернулся и увидел над ухом небольшой динамик. А компьютер тем временем журчал:

– Вы все ужасно безыскусны. Юны, зелены, но все же – трэ шарман . Ну что ж, ты пробился сюда. Задавай свои вопросы.

– Сейчас.

Мне пришлось какое-то время подышать молча.

– Как отсюда выйти?

Из комнаты открывалась уйма ходов, выбор был богатый.

– Непростая задача. Подожди.

Надо мной забегали огоньки, замигали по моим коленям, по тыльным сторонам кистей.

– Видишь ли, если бы мы встретились у входа, я бы выпустила тебе кончик перфоленты. Ты бы взялся за него и двинулся навстречу року, а я бы разматывала ленту тебе вослед. Но ты уже сошел вниз, а внизу тебя жду я. Чего ты желаешь, герой?

– Домой желаю.

Компьютер поцокал чем-то внутри, словно языком:

– Тц-тц-тц. А кроме этого?

– Ты серьезно спрашиваешь?

– Да, и сочувственно киваю.

– Я хочу быть с Фризой. Но она умерла.

– Кто она была, Фриза?

Я задумался. Попытался что-то сказать. Но от усталости вышел только спазм в горле, который можно было принять и за всхлип.

– Вот как… – На секунду тишина, потом мягко: – Это не тот лабиринт.

– Не тот? А ты тогда что тут делаешь?

– Меня очень давно установили здесь люди, которые и помыслить не могли, что однажды придете вы. ФЕДРА – так назывался наш отдел, потому что тема его была: «Фантомное единство душ и результирующая агрессия». Здесь мои воспоминания, а ты, охотник, рыщешь среди них в поисках своей возлюбленной.

Ну да, да, может, это я сам с собой разговаривал. Я очень устал тогда.

– Ну и как вам там, наверху? – спросила ФЕДРА.

– Где?

– На поверхности. Я помню, как было при людях, это они меня создали. Потом они ушли, и мы остались тут одни. А теперь их место заняли вы. Трудно это, должно быть, – бродить по их холмам, по их джунглям, сражаться с мутантными тенями их флоры и фауны, плутать в их вымыслах, которым тысячи лет…

– Ничего, стараемся.

– По сути, вы к этому не приспособлены, – продолжала ФЕДРА. – Но видимо, нужно сперва исходить старые лабиринты, чтобы попасть в новые. А это трудно.

– Если придется отбиваться от таких вот, – я мотнул головой в сторону тела на каменном полу, – то да…

– Ну, мне-то понравилось. Я скучаю по ривуэльтас . Или вот: дева, ухватясь за бычьи рога, взлетает, переворачивается в воздухе, с лету седлает потную спину и через миг соскакивает на песок! У людей был стиль, беби! Вы, может быть, еще поднаберетесь его, но пока тут только начатки.

– ФЕДРА, куда ушли люди?

– Думаю, туда же, куда твоя Фриза.

У меня за головой в металле делалось что-то музыкальное.

– Но вы не люди, людские законы не по вам. Напрасно вы их себе навязываете. Мы здесь, внизу, как можем, наблюдаем за вами. Бывает, за пару поколений получишь ответ на вопросы, которых и в мыслях не имел. А бывает, столетиями смотришь и не можешь понять самого простого: кто вы, откуда взялись, что тут делаете. Тебе не приходило в голову, что ты можешь ее вернуть?

– Фризу? – Я дернулся и сел прямо. – Где? Как?

Вспомнились загадки Ла Уники.

– Это не тот лабиринт, – повторила ФЕДРА. – А где тот, не могу сказать, поскольку я не та дева. Смерть. Она же капут, карачун, каюк. Сумеешь подыграть, может, и обыграешь.