Андрей Но - Субъект. Часть третья [publisher: 1С-Паблишинг]

Так значит, шлейф этот был ничем иным как напоминанием о пустоте, что окружала… нет… Пронизывала нас. Она была нашим неизменным фоном, который не учуять и не испытать на себе, пока ты во власти гравитационного поля Земли. Но гравитацию я был способен локально обнулять. Уж не потому ли я был способен видеть эти следы?! Эта мысль не давала мне покоя, я страстно ждал наступления дня, потому как шлейф уже ушел под углом сквозь землю. Я ждал, когда он снова начнет смотреть точно в небо или хотя бы на восток. Я должен был попробовать на ином уровне отменить действующие правила на материю. Все, на что я воздействовал, теряло восприимчивость к притяжению Земли, но оно не теряло развитую благодаря ней скорость. А что будет, если обнулить и ее. Страшно подумать! Но оттого нетерпеливей я мерил шагами комнату, отчего даже трейлер предательски дернулся и заскрипел, медленно съезжая по просевшей ветке. Не желая вникать в расчеты, я нетерпеливо заставил листы металла на корпусе частично отслоиться и обвить сосновый ствол. То же самое я наспех произвел и с подвесками, намертво зафиксировав трейлер, буквально пригвоздив его к дереву.

В полдень я уже сидел на лесной поляне, нервно отрывая лепестки у растелившихся по траве незабудок. С собой я взял ту самую чугунную сковороду, предположив, что эта скорость ей будет нипочем. Чем прочнее предмет и чем меньше его площадь обтекаемой поверхности, тем больше шансов, что он уцелеет и тем дальше пролетит. Так я думал. Воткнув ее рукояткой в трухлявый пень, я отошел на приличное расстояние и, конечно же, как можно дальше от линии, вдоль которой тянулся шлейф. Ведь по идее, максимальное ускорение здесь будет исключительно на старте. Не сковорода разовьет скорость, а сама земля пронесется под ней вместе со всем, что попадется навстречу – оно то и будет собою тормозить…

Теперь необходимо понять, на чем именно мне стоило сосредоточиться. Как не замедлить, а именно разом лишить предмет всей его земной инерции. Навострившись, я отчетливо воспринял призрачный хвост, тянущийся за сковородкой. В ней была заключена сила, не такая явная, которую я наблюдал у любого летящего, падающего, движущегося по своей или чужой воле объекта, она не варьировалась, отражая текущий кинетический импульс, а была неизменна, абсолютно одинакова у всех, кто находился на территории Земли.

Я не знал с какого края к этой силе подобраться. Своей неявностью она будто насмехалась надо мной. В ней была потусторонняя загадка, как в отражении в зеркале, которое смотрит на тебя испытывающе или с иронией или с выжиданием, и ты в какой-то момент ловишь себя на безумной мысли, что по ту сторону кто-то есть и он, детально копируя твои движения, никогда себя не выдаст и всегда так будет на тебя смотреть, видеть тебя насквозь, вместе со всеми твоими срамными и потаенными мыслишками, а ты так никогда и не докажешь, что это может быть чем-то большим, чем обыкновенное преломление лучей. Но при этом глупым казалось допускать, что отражение внезапно вскрикнет и вытаращит на тебя глаза, равно как и ожидать что скорость, уже давно не имеющая в себе импульса и слившаяся в единую гармонию с вращением планеты, вдруг пропадет, отщепится от целого, воспротивится…

Ответ крылся в пустоте. Я должен был ее представить, прочувствовать. Я должен заставить сковороду слиться с ней в одно. Хотя бы зацепиться за нее на мгновение, вобрать в себя ее бесконечную легкость и мертвый покой… За прикрытыми веками полыхнуло так ярко, что день вокруг на миг превратился в ночь. Вместе с этим раздался хлесткий взрыв, как от молнии, и мне в лицо ударило горячей волной воздуха, вперемешку с травой, комьями земли и раскаленной влагой. От неожиданности я грохнулся на лопатки и, перекатившись через голову, дико осмотрелся.

На месте, где стоял пень, была неглубокая, но обширная, черная воронка, над которой оседал туман из древесных опилок и дерна. В той стороне, куда смотрел шлейф, образовалась шипящая прогалина. Деревья, что раньше стояли на ее месте попросту исчезли, а соседние выглядели так, будто пережили лесной пожар. У тех, что стояли ближе всего, на остатках закоптившейся коры все еще тихо пузырилась какая-то темная жижа. Однако метров через двадцать прогалина терялась, дальше стояли нетронутые деревья, и испуганно подрагивала трава, которой невероятно повезло, что сковорода не была из более тугоплавкого материала. Но чтобы двадцать метров воздушного сопротивления полностью испарили кусок чугуна… Это же какой фантастической должна быть скорость…

Я медленно вникал в происходящее… Во-первых, у меня получилось! Во-вторых, это означает, что я был абсолютно прав насчет происхождения этого шлейфа. А значит, мне в самом деле доступна скорость нашей планеты, которую я теперь мог обратить против любого, кто на ней был… Тридцать километров в секунду… С ума сойти! Это невозможно даже просто вообразить… Надо еще пробовать! Я хотел с высоты птичьего полета увидеть эту скорость хотя бы со стороны, хотя бы ее начало… Нужен самый прочный предмет из всех, что здесь только найдется!

Недолго думая, я сорвался в небо и полетел к скалистым берегам.

Пустошь сотряслась от ударной волны, по очертаниям ландшафта пробежала заметная рябь. Яркая вспышка на мгновение ослепила все вокруг, едва не воспламенив черствый мох и обветренные кустарники, также озарив собой низкие, слоистые облачка, над которыми я завис и изумленно наблюдал за произошедшим.

Цельный обломок гранитной породы размером с дачный домик прямо на моих глазах прочертил собой всю местность и исчез за небосклоном так быстро, что можно было подумать, будто он оттуда только что и прилетел. Огненный след и разрушения, которые он после себя оставил, возникли словно в один момент, что прямо подо мной, что там, далеко, за восточным горизонтом, где он уже терялся из виду. Воистину неизмеримая скорость. Я летел по следу, вдоль этой длиннющей ссадины в пространстве и с трепетом оценивал ту катастрофу, которую она нанесла земле.

Точь-в-точь как по барханам подтаявшего мороженого проводят языком, так и пологие холмы, которым не посчастливилось первыми собою тормозить огромный камень, попросту слизнуло. Вода во вскользь задетом колене реки все еще бушевала, вскипяченная.

Дальше маревый след, как от взлетающего самолета, понемногу уходил в небо – земному притяжению не хватило сил изогнуть его в дугу – и кроме как встречного воздуха, серьезных препятствий ему больше не попадалось. Однако сама земля под ним будто пошла складками. И без того редкую растительность повыдергивало словно от промчавшегося здесь смерча. Деревья в начинающемся чуть дальше мелколесье отклонились в стороны, как намагниченные. Те, непосредственно над которыми пронесся камень, вообще прильнули к земле или сломались или их выкорчевало вместе с жирными пластами земли и они застревали в выживших соседних кронах. Ударная волна была настолько сильной, что эта изуверская просека простиралась вплоть до самой опушки, которая плавно перерастала в бескрайний пустырь. По нему я уже шел, с тихим ужасом вглядываясь в обезвоженную, огрубевшую от постоянных ветров почву, что умудрилась глубоко просесть прямо под еще витавшими остатками дымного следа, хотя тот уже был не меньше чем в пятидесяти метрах над ней.