Андрей Но - Субъект. Часть третья [publisher: 1С-Паблишинг]

И так потянулись дни. Но я их не считал. Я не покидал трейлер и даже не выглядывал в окно. Меня не интересовало время суток, погода, меня не мучила жажда или аппетит. И больше не тревожил запах хлора – ведь я все равно не мог бы его вдохнуть. Во сне я не нуждался. Все, что было нужно, я уже имел. Способность испытывать подлинный вкус жизни. И способность стимулировать эту способность.

Со стороны конечно можно было подумать, что я законченный наркоман, но ведь какое мне было дело до того, что кто-то что-то может подумать своим ограниченным в доступе к самому себе умом. Я мог себе это позволить. А они – нет. Они вынуждены страдать, чтобы получать те крохи заслуженного довольства, а у меня же был ключ от этого сейфа, без очередей и отчетных справок. А что им еще остается? Для хоть какого-то возвышения своего ущемленного достоинства, они будут выгораживать все эти условия, ставя их в пример как правильный, здоровый образ жизни. Они будут гордо отстаивать свою слабость, свою невозможность пролететь над всеми этими законами одним затяжным прыжком, назовут ее силой воли… которой у них на самом деле нет, ибо не способны себе признать, что в поисках счастья все средства хороши. А не только те, которые у них остались…

Завершив эту яростную мысль навстречу воображаемым лицемерам, я снова интенсифицировал свой центр удовольствия. Меня аж сотрясло. Черт! Как же я прав, как прав… и никто не может с этим поспорить. Это состояние было точкой отсчета любых, даже самых немыслимых пристрастий… Я знал, что за всем этим стоит… Прямо сейчас! Как же я был глуп и жалок раньше. Счастье было неуловимым в попытке его объяснить, но сейчас я не пытался его объяснить, я наступил ему на тень, и теперь ускользнуть ему уже не удавалось. С этой вершины я видел цену своим и чужим деяниям, она казалась неоправданно смехотворной… Люди перерабатывали. Их использовали их собственные тела за бесценок, для каких-то своих целей, а взамен кидая вымученные объедки тающего на глазах удовлетворения. И они все заблуждаются, говоря, что знают, для чего живут. Ничего они не знают… Они были рабами тех тарифов, что выдвинул их меркантильный мозг.

А когда их тело окончательно теряло способность размножаться, когда оно старело настолько, что из него уже нельзя было выжать хоть какой-то коллективный толк, запускались необратимые процессы самоуничтожения, что медленно, но верно проистекали под полным отчаяния взглядом нашего сознания, которого уже никто не спрашивал, которое уже не было никому нужно. Оно, как и отработавшее свой срок тело, списывалось в утиль за ненадобностью.

И вот что… Я не буду в интересах тела крутиться как белка в колесе, метаясь от одного ощущения к другому. Сейчас я сам выбирал, когда ими себя вознаградить. И я не прочь так просидеть хоть целую вечность, ведь у меня было всё . И пусть я не увижу новых стран, не испробую невиданных ранее экзотичных блюд, не увижу больше сочных, неописуемо красивых женщин, не заработаю денег, не построю себе роскошный дом, не стану победителем в каком-нибудь глупом чемпионате… Какой бы диковинной здесь ни была затея, получал бы я от нее всегда одно – ощущения. Все ради них… И ведь мы сами устанавливали им цену. А свои я сделал бесплатными… Безлимитными…

От мыслей меня отвлек острый писк над шкафчиками. Переведя мутный взгляд туда, я вспомнил, что там уже давно обосновался кожан со своим семейством. Там он, кажется, уже развел целое потомство. Мелкие, бесшерстные мышата безостановочно пищали, настойчиво напоминая о себе. Что ж, хоть ему… Стоп, что я такое несу?! Не хоть ему, а даже ему не удалось избавиться от этой сбруи инстинктов. Поди чувствует себя таким удовлетворенным… Хотя вряд ли он отдавал этому отчет. На какую-то секунду я уже хотел подумать, что обделен, но ведь это был лишь шепот разъяренных, обведенных вокруг пальца инстинктов. Я вовсе не обделен! Я безвылазно купался в удовольствии, разве что достигнутым обманным путем…

Эта мысль мне показалась пресной, неубедительной. Кажется, пора подстегивать настроение снова… Почему-то эти состоянии стали скоротечнее. Приходилось стимулировать себя все чаще и чаще. Был повод над этим задуматься серьезно, но я не желал. Вместо этого я снова дал растворить себя в нирване…

Время суток сменилось еще несколько раз. Это было уже глубокой ночью, когда я внезапно достиг полного истощения нервной системы. Стимуляция прилежащего ядра не давала ровно ничего. Оно будто обессилено отмахивалось от моих попыток его растормошить. Я снова остался наедине с недружелюбным миром.

Я бегал хаотичным взглядом по трейлеру. Обстановка казалась тошнотворной, цвет занавесок бридым, температура помещения безучастна. Не за что было зацепить глаз. Хотя… Сощурившись, я разглядел еле заметные изменения в обшивке стены, возле которой сидел. Алюминиевый лист будто стал пористым. Я задумчиво провел по нему пальцем, почувствовав микродырочки, как на кухонной терке. Догадавшись, я взглянул на себя в алиеноцептивном спектре. Кости были непривычно яркими, что значит, очень плотными. Зачем? Мне и так он не давал толком использовать мышцы, да и в целом опорно-двигательный аппарат… К чему вообще тогда эта реструктуризация скелета? Тело бы, в случае чего, в нужный момент укреплялось волей. А может, это от частых полетов? Или это на случай, если стресс будет неожиданным? Впрочем, ему было виднее. По степени яркости с моими костями сейчас могли соперничать разве что висящие с обратной стороны пола стальные подвески, стенки ведра, канистры и пропанового баллона, тяжелый ротор в генераторе…

Тут я запоздало вспомнил про магнитофон. Быть может, музыка меня развеселит. Оттряхнув опрокинутый генератор, я лихорадочно подсоединил его к аккумулятору и стал вращать ротор. Но энергии в зарядном устройстве не прибавлялось. Быстро выйдя из себя, я схватил его и с размаху запустил в окно. Брызнули стекла, от шкафчиков донесся встревоженный писк. В отчаянии я прибегнул к алиеноцепции, чтобы отыскать элементы питания непосредственно в самом магнитофоне и попробовать их зарядить напрямую. Найдя внутри него нечто вроде транзисторов, я словно бы оттянул между ними резинку пространства, создав разность потенциалов по краям, и резко отпустил. Из щелей магнитофона повалил дым. С секунду я смотрел на последний, только что испорченный мной источник удовольствия, затем порывисто швырнул в разбитое окно и его тоже. Отсюда пора уходить.

Но куда? Взъерошивая спутанную шевелюру, я мерил салон шагами, пока мой ищущий взгляд случайно не упал на газету, развернутую на столе. С того раза, как я экспериментировал с веретенообразной извилиной, оставил эту газету раскрытой и больше не вспоминал. Но сейчас там нечто зацепило мое внимание. Чей-то знакомый овал лица.