Макс Коллинз - Мумия. Возвращение

– Ты так считаешь? – равнодушно произнесла Эвелин, выхватывая трезубец-кинжал у ближайшей статуи. Она взвесила оружие в руке, словно прикидывая его возможности, и продолжала: – Что ж, в таком случае мы можем возобновить схватку с того момента, на котором закончили в прошлый раз. Это было совсем не так давно... во дворце моего отца... Но только теперь нам не придется... как теперь это принято говорить... валять дурака, верно?

Анк-су-намун кивнула в знак согласия, но этот жест означал и еще кое-что: едва заметный поклон, сигнал, который один соперник посылает другому.

И обе женщины одновременно вскинули вверх руки с оружием.

Атака была стремительной. Обе красавицы вновь скрестили кинжалы в поединке, отложенном на три тысячелетия, но на этот раз их лица не были защищены золотыми масками. Однако приемы остались прежними: прошедшие за это время века никоим образом не повлияли на опыт и мастерство соперниц. В зале раздавался звон металла и глухие шлепки, когда удары наталкивались на умело поставленные блоки.

Древние золотые статуи стали свидетелями схватки двух женщин, пользовавшихся давно забытыми приемами и оружием. Одержимые ненавистью друг к дружке, две красавицы искусно управлялись с кинжалами, поочередно переходя от защиты к нападению. Одна атака сменяла другую, но в глазах соперниц сверкала не только злоба и ненависть. Чувствовалось, что каждая искренне уважает мастерство противницы и открыто восхищается им.

Наконец Анк-су-намун нащупала слабое место в защите Эвелин и бросилась вперед. Острие кинжала было направлено туда, где еще недавно на теле миссис О’Коннелл зияла страшная рана. Ничто не могло доставить бывшей наложнице фараона большего наслаждения, чем возможность еще раз поразить ненавистную Нефертири, пролить ее кровь и покончить с ней навсегда. 

Но Эвелин неуловимым движением откачнулась в сторону и локтем нанесла сокрушительный улар в затылок Анк-су-намун. Прием застал принцессу врасплох, и она растянулась на полу. Кинжал со звоном отлетел в угол зала. Оглушенная Анк-су-намун попыталась подняться на ноги, но Эвелин мгновенно оказались рядом с ней, приставив оружие к телу и не давая ей шевельнуться.

Именно так закончилась много веков назад схватка двух женщин, только теперь они поменялись ролями, и зловеще сверкающий кинжал замер в дюйме от пульсирующей артерии на шее Анк-су-намун...

...Она взглянула в лицо Эвелин, но увидела перед собой сверкающие глаза Нефертири. Три смертоносных лезвия готовы были оборвать жизнь Анк-су-намун, но этого не произошло. Эвелин претило кровопролитие и бессмысленная жестокость.

Принцесса Анк-су-намун улыбнулась:

– А ты многому научилась, принцесса Нефертири. Можно сказать, что сейчас учителю приходится брать урок у собственной ученицы...

Эвелин вся напряглась, готовясь нанести последний удар, и в тот же момент откуда-то из глубины пещеры раздался страшный вой, перемежающийся раскатистым рыком. Такие звуки мог издавать только какой-то огромный зверь.

Анк-су-намун тут же воспользовалась моментом. Внимание Эви было отвлечено, и коварная женщина осторожно отвела кинжал-трезубец от своего горла и неожиданным ударом выбила его из рук соперницы. В следующее мгновение она выскользнула из захвата Эвелин и позорно бежала с места поединка. Не оглядываясь, Анк-су-намун поспешно пересекла каменный мостик и скрылась в глубине таинственной пещеры. 

Разъяренная Эвелин тут же последовала за ней и через несколько секунд тоже исчезла в дымке, окутывающей вход в пещеру.

О’Коннелл, пробиравшийся по тоннелю с факелом в одной руке и с секирой в другой, обнаружил, что окружающая его обстановка разительным образом изменилась. Рик оказался в мрачном помещении, где всюду царила тьма. По полу струился туман, а обтесанные стены тоннеля превратились в грубо прорубленный в скале проход. Он вывел О’Коннелла в обширную мрачную пещеру. Чудовищные, упирающиеся в пол сталактиты чередовались здесь с храмовыми колоннами из известняка. Создавалось впечатление, что Бог и дьявол одновременно руководили людьми, соорудившими это мрачное подземное святилище. Когда О’Коннелл вступил в храм, больше напоминавший стигийскую гробницу, пламя его факела осветило темные мрачные ниши, где звук капающей воды смешивался с завыванием невесть откуда взявшегося ветра.

Оглядевшись, Рик заметил человеческую фигуру, появившуюся с другой стороны пещеры. Это был тот, кого так отчаянно разыскивал О’Коннелл. Черное одеяние, медная кожа и гладковыбритый череп... Имхотеп! Негодяй, которого многие заблудшие души почитали как своего повелителя, по своей сущности оставался всего лишь ожившей мумией.

Странные эмоции испытал О’Коннелл при виде своего смертельного врага: смесь ярости и невольного восхищения. Рик, подавленный горем, какого никогда в жизни не испытывал, сейчас преисполнился радости. Он жаждал мести, и она была очень близко... 

Женщины, убившей Эви, он поблизости не увидел. Имхотеп, не подозревал о подкрадывающемся к нему О’Коннелле, стоял возле огромного гонга, сжимая в руках большую колотушку, с помощью которой из этого золотого диска извлекали звук.

Гонг висел возле исполинских деревянных ворот, врезанных прямо в каменный монолит стены. Все это напоминало святилище Царя Скорпионов, тем более что по обе стороны ворот замерло множество золотых членистоногих разных размеров, по форме точно таких же, как на браслете Анубиса. Такой же уродливый скорпион находился и в комнате, визит в которую так дорого обошелся смотрителю Хафису. У самых крупных скорпионов в клешнях были зажаты различные орудия убийства. Складывалось впечатление, что когда-то здесь располагался арсенал, используемый охраной святилища – живыми людьми из плоти и крови, а не бездушными золотыми идолами.

Между О’Коннеллом и Имхотепом пролегала трещина шириной около пяти футов. Рик мог легко перемахнуть через нее, но боялся, что движение выдаст его присутствие. О’Коннелл потихоньку подбирался к стоящему спиной врагу, когда тот размахнулся, отведя колотушку далеко назад, и в тот самый момент, когда Рик перепрыгнул через трещину, мумия изо всех сил ударила по золотому диску гонга.

Раздался потрясающий по мощности звук. Все вокруг начало вибрировать: и сталактиты, и колонны. Сам воздух, казалось, уплотнился и, превратившись в один протяжный гул, пошел бродить по пещерам, нишам и туннелям.

О’Коннелл не ожидал такого эффекта. Его факел вылетел из руки и исчез в глубине пролома, а сам Рик едва не потерял равновесия, когда его накрыла звуковая волна. Обернувшись, он через плечо заглянул в провал, который казался бездонным: пламя факела исчезло в нем, не оставив и следа.