Михаил Митрофанов - Особый приказ

Получалась странная ситуация. Каждое новое предположение Умова натыкалось на логичное возражение. Всегда находилось то, чего поганым делать ни в коем случае не следовало. Во вражескую глупость Умов не верил: ему очень долго объясняли на конкретных примерах, как опасно считать врага дураком.

И все же — как быть с противоречиями?

Потеплевшая дудочка мигом выдернула его из размышлений.

— Что там? — спросил Иван. — Видишь что-нибудь?

— Никак нет, Иван Михалыч.

Умов уже карабкался на печь. Он заметил, что пес поднял голову и принюхался. Он тоже почуял что-то странное.

— Буян злится, — сказал Богдан, кивнув на пса. Пес действительно заворчал, будто только что разобрался со своим чутьем.

— Буди всех, — распорядился Умов. — Только тихо.

Он всмотрелся в поле. Теперь, когда он знал, где искать, Иван смог заметить чуть более темный сгусток мрака. В половине версты от деревни что-то двигалось. Чем бы оно ни было, оно было живым и очень осторожным. Черное пятно текло почти без шума. Иван неожиданно для себя отметил, что тварь идет примерно там же, где прошли охотники, выбираясь из леса к заброшенной деревне.

«Да оно же идет по следу!» — сообразил Умов.

— Иван, что там? — рядом возникла голова Изяслава.

— В поле одна тварь, идет к нам очень осторожно, — Умов нервно облизнул пересохшие губы и снова нащупал взглядом тот самый сгусток темноты. Ему показалось, что там сверкнула пара красных глаз. — Полверсты от нас, идет по нашему следу от опушки.

Где-то рядом тихо-тихо прошелестело железо. Кто-то уже достал оружие.

— По следу, значит… — Изяслав встал на камнях и поднял голову над бревнами. — Вот что, Иван. Освети его. Только аккуратно.

Умов мог создать шарик света возле своих ладоней, но он не хотел показывать кому бы то ни было, где сейчас охотники. Сразу зажечь факел прямо над полем для Ивана было трудновато. Он покосился в сторону, туда, где бревна частокола торчали, как гнилые зубы. Решение пришло ему в голову моментально.

Иван медленно протянул руку вперед. Камешек, лежавший в десятке саженей от него, поднялся с земли с еле слышным звуком. Еще секунда — и камень засиял чистым белым светом. Не теряя ни секунды, Умов отправил разгоревшийся светильник в полет над полем. И там, в поле, попав под яркий белый свет, застыло что-то черное и тощее, размером с большую собаку. Застыло — и тут же подскочило на месте и побежало прочь, к лесу.

— Падальщик, — громко сказал Изяслав. — Видели, как он зад подбрасывал на бегу? Так бегает только он.

Умов хохотнул. Напряжение помаленьку отпускало его. Неизвестное чудище оказалось самым обычным падальщиком — одной из немногих тварей Нижнего мира, которых не боялись даже крестьяне.

— Бдите дальше, — распорядился Изяслав.

Умов и Богдан добросовестно бдили еще полтора часа, которые тянулись почти так же медленно. Перепуганный падальщик больше не появлялся. Кроме этой твари, за ночь к заброшенной деревне не пришел никто.

Когда их сменили, Умов накрылся плащом и почти сразу уснул под ясным ночным небом.

Их было чуть больше сорока — тринадцатилетних парней и девушек, прошедших отбор в Южной крепости. В бумагах они назывались просто и без затей: ученики.

Позавчера они приняли присягу, и на этом их подзатянувшееся детство закончилось. Они уже не были писарями. Они еще не стали ни волшебниками, ни даже колдунами. Но теперь они влились в ряды Корпуса. Присяга провела черту между «до» и «после». Никто из них не ожидал, что жизнь тут же изменится. И Ваня Умов, один из этих четырех с лишним десятков, не был исключением.

Но сейчас, в каменном зале, Ваня Умов чувствовал, как нарастает напряжение и подступают перемены. Перед застывшим строем учеников на возвышении стояли двое: Булатов и Седов. Каждого из них Умов видел лишь несколько раз, и то почти всегда издали. Алексей Михайлович Булатов, князь, архимаг, владыка Южной крепости, говорил.

— …Вас сочли достойными для настоящей работы, — его вытянутое, обросшее длинной бородой лицо оставалось бесстрастным. — Путь, на который вы ступили, долог и тяжел. Многие из вас сойдут с него до того, как получат синий кафтан. Лишь единицы пойдут дальше. Но докуда бы вы ни дошли на этом пути, вы останетесь частью Корпуса. Частью того, что было создано самим кесарем небесным еще в те времена, когда он ходил среди людей.

Седов, одетый, как и Булатов, в синее с серебряным шитьем, стоял неподвижно чуть поодаль. Умов чувствовал, что самое главное в этом собрании будет связано с Седовым. Человек, к которому все волшебники крепости, даже сам Булатов, всегда обращались только по имени-отчеству, не мог отвлечься от дел в своей башне без серьезной причины.

Седов был невообразимо стар, но в свои семьдесят еще не выглядел стариком: архимаг стоял прямо и видел ясно. Его возраст выдавала только седина — не белая, как обычно, а скорее серая. Волосы старика не хотели укладываться и слегка топорщились. Из-за этого Умову казалось, что у Седова железные волосы. Лицо с твердым подбородком и прямым носом только усиливало это впечатление.

«Незыблемый», — подумал Умов. Ваня слушал Булатова, но смотрел на Седова и дверь за спиной старика.

— Вы принесли присягу, — продолжал Булатов. — Вы клялись перед теми, кто пришел до вас, рядом с теми, кто пришел с вами и во имя тех, кто придет после вас. Ваша служба началась позавчера. Для большинства из вас пройдут годы, прежде чем вы начнете полностью осознавать важность вашего служения. Но поэтому сегодня мы начнем готовить вас к нему. Василий Владимирович! Прикажите вашим помощникам внести потир.

— Несите потир! — резко приказал Седов, повернувшись к задней двери.

Дверь тут же отворилась, и в помещение вошли двое волшебников. Один из них нес на подносе внушительную чашу. Зачем другой нес на таком же подносе катушку ниток и иглу — Ваня не понял.

— Перед вами потир. В нем лекарство, — отчетливо произнес Булатов. — Но это лекарство особого свойства. Такое средство могли создать только люди.

«Почему?» — задался вопросом Умов; его любопытство пересилило волнение. Лекарство даровано кесарем небесным? Но Булатов говорит «создать», а не «использовать». Почему же тогда это снадобье доступно только людям? Но тут Булатов заговорил снова, и Умов вытянулся в струнку, ловя каждое слово.

— Все вы знакомы с лекарственными травами. Но даже звери могут поедать целебные ягоды. Только человек может пересилить свой страх перед болезнью и добровольно принять слабую заразу, чтобы его тело научилось одолевать настоящую болезнь. Откройте потир.

В гробовой тишине Седов прошел к сосуду и с щелчком, который слышен был в другом конце зала, снял крышку. В ноздри учеников ударил запах гноя. Умов сморщился от омерзения; кто-то в ряду учеников вскрикнул.