Игорь Азерин - Эра падающих звёзд [СИ]

Солдат с огнетушителем уже ждал рядом. Подбежали снайперы.

Николай, увидев Паркову широко улыбнулся:

— А, Надюха! — и развёл руки.

Ильяс, не обращая на него внимания, приказал стрелкам:

— Займёте позиции с той стороны дома на втором этаже, — он показал рукой. — Четверо ушли — попробуйте их достать. Но постарайтесь не убивать. И смотрите там, Онегина с бойцами не завалите. Вперёд.

И, двинувшись вслед за снайперами, обронил:

— Кинулов, ты со мной.

Спеша за своим командиром, Витаминыч похвалился:

— Двоих мы уложили. Ну, одного точняк — рядом с забором лежит.

Надели противогазы, осторожно поднялись наверх. Здесь уже было сильно задымлено. Первым делом стали гасить огонь. Правда, огнетушитель оказался порошковым, а солдат — неопытным, поэтому все с головы до ног оказались в белой пыли, а окуляры противогазов и прицелов пришлось протирать чьей-то рубашкой, лежавшей на диване. Но с открытым огнём справились, и Рахматуллин приказал бойцу найти ведро и залить тлеющий мусор водой.

Снайперы заняли позиции у окон, а Ильяс и Кинулов начали осматривать этаж. В комнатах передней части дома разгром был полный, в одной из них совсем не было электричества. В тыльной стороне царил беспорядок, но без разрушений и огня — там не стали включать свет, чтобы не мешать стрелкам.

Нашли два трупа и одного раненого подонка совсем в плохом состоянии. Его, судя по следу на грязном полу, пытались вытащить в коридор. Это был сравнительно крупный мужчина лет тридцати — тридцати пяти в засаленных шортах и майке; на груди и руках несколько не слишком броских татуировок. Всё тело сзади посечено осколками и пулевое ранение в голову: касательное, сбоку черепа над ухом в виде рваной борозды. Когда его переворачивали, он, находясь в забытьи, едва слышно простонал.

— Не жилец, — Кинулов вытер о косяк испачканную кровью руку. — Оставляем так или…

Ильяс отвёл луч фонаря от лица мужчины.

— Некогда нам. Надо рацию найти.

— Да где же её в таком бардаке искать? Найдёшь, как же. У меня вон и фонарь что-то плохо светит. Наверное, батарейки разрядились.

— У тебя всегда какая-нибудь проблема. Протри хоть его.

Рахматуллин вызвал по рации Кадушкина:

— Узнай у малолеток, где они рацию Захарчено держали. Шустрей. Отбой.

Стали обшаривать комнату. Не прошло и минуты, как Кадушкин вышел на связь:

— Товарищ лейтенант, говорят — в гардеробной в диване, в выдвижном ящике.

— В гардеробной?

— С той стороны дома, справа от лестницы.

— Понял. Отбой связи, — он развернулся к выходу и стянул с головы противогаз. — Кинулов, за мной. Торопись.

Выходя, Рахматуллин переступил через умирающего.

К лежащему на полу у Ильяса не было злобы. Конечно, за убийство или соучастие в убийстве полицейского у правоохранителей принято наказывать жестоко, и даже смертью… своего рода корпоративная ответка… но им двигали мотивы куда более глубокие, чем запугивание социального противника. Он — потомок племени, воспитанного Великой Ясой: правилам, которым подчинялись все одинаково — от великого хана до безлошадного бедняка. Не много таких народов, что создали для себя правила и жили по ним, но это — народы с характером, самобытные. Они берут не численностью, а единством и внутренней силой отдельной личности: кавказские племена, выкованные адатом, сикхи, противопоставившие себя могущественным и многочисленным соседям и превзошедшие их, евреи, копированные Торой по единому образцу… даже англичане с их пуританством и джентльменством, благословлёнными в Викторианскую эпоху умирающим рыцарско-аристократическим кодексом.

А кто такие русские? Они никогда не были равны между собой и перед чужаками. Любой приезжий прощелыга (немец, француз, поляк…), любой негодяй, поднявшийся из грязи в князи, стоял и стоит выше самого добропорядочного простого рязанского или владимирского мужика. Никогда не было общего устава у боярина, попа и крестьянина. Не законом русские руководствовались, а начальственным повелением. Над каким-нибудь «кинуловым» испокон века стоял либо царь, либо атаман, либо пахан — и законом было обронённое слово, настроение, симпатия, намёк, выгода сегодня начальствующего.

Рахматуллину внутренняя Яса указывала, что существо, лежащее на полу не только бесполезно для общества, но это та паршивая овца, от которой заразится всё стадо. И не надо ждать поручения президента или решения суда, чтобы избавить от генетического мусора. Его право и обязанность — защищая молодую поросль от сорняка, дающего дурной пример. Можно оказать помощь и считать себя добреньким, подняться в глазах сердобольных овец и трусливых баранов, но разве будет от этого польза будущим поколениям? В конце концов, он очищает землю, на которой живёт не лично для себя.

Быстро нашли рацию и спустились на первый этаж. Бегло осмотрели помещения там и вышли на задний двор.

— Вон он лежит, первый, — указал рукой Витаминыч и быстрым шагом направился к телу, в двух десятках шагов от дома.

Подошли к трупу. Лежит лицом вниз, чуть на боку. Татуировки на руках, на спине и на голени правой ноги. Перевернули его. Убитому было лет тридцать. Два отверстия в груди: одно точно там, где сердце, второе — возле шеи, обе пули остались в теле. На земле, у самой головы, валяется обрез.

— Он всё выглядывал, выглядывал… Одна голова была видна, — рассказывал Кинулов. — То появится, то исчезнет. А потом вторая граната у вас рванула… и буквально секунд пять проходит, вижу — бежит мужик в одних трусах. В руке обрез, и он его перезаряжает на ходу. Видно, конечно, не очень, хотя картина понятная. Я по нему и дал короткую… и вот.

— Отлично, — покивал Ильяс. — Снайперское попадание. Молодец…

— Одна пуля об сетку срикошетила.

В окнах второго этажа раздалась серия выстрелов из СВД и два щелчка «Винтореза». В темноте, где-то метрах в двухстах-трёхстах слышны били крики и автоматные очереди.

Возле сетчатой ограды, перед калиткой, лежал ещё один труп. Как и первый, тоже лицом вниз. Рука продолжала сжимать пистолет. Дальше, уже за оградой, метрах в сорока, в густой траве нашли третье тело. Пуля прошла навылет через шею.

Соболь отрапортовал: задержаны двое бандитов, один ранен в бедро; у него потерь нет, возвращается. Ильяс отдал снайперам распоряжение спускаться во двор, курить, и стал ждать Онежича с его добычей и людьми.

Кинулов зажёг сигарету, а Рахматуллин попросил его посветить фонариком: он хотел посмотреть саднящие ранки, оставленные осколками гранаты. Убедился, что ничего серьёзного, может быть, со временем от них не останется даже следа. В рапорте отметить, разумеется, надо (ранение, выплаты), но беспокоиться незачем. Кинулов предложил помазать зелёнкой и перевязать, однако Ильяс сказал: «Потом, в казарме».