Виктор Точинов - Метро 2035: Защита Ковача [litres]

Он виновато пожал плечами, демонстрируя ей горлышко из коричневого стекла. Толкнул ногой скальпель, тот серебристой рыбкой скользнул по полу и очутился рядом с Лизой.

– Есть! – возбужденно выкрикнул Малой. – Вот она, во всей красе и в белом халате!

Он развернул экран, чтобы смог в него заглянуть и Ковач (а до того демонстративно просматривал в ускоренном режиме так, что особист ничего не видел). Тот и раньше знал, что у Малого есть личная система слежки: скрытые камеры и микрофоны, незаметные глазу. Но места, оказавшиеся под негласным контролем, вычислил далеко не все. Теперь к их списку добавился еще один пункт: курилка на минус четвертом, она приметная, фикусы в кадках не дадут спутать с другой похожей. Логично, в курилке часто болтают о том, о чем молчат в других местах.

Но девушка в курилке не задержалась, да и поболтать ей было не с кем, курильщики уже ушли, – высунулась в коридор, повертела головой и тоже удалилась, а микрокамера Малого ее путь отследить не могла.

Через несколько минут поисковые группы получили новый приказ.

– А ты заметил, что не такая уж она дикая? – сказал Ковач, прокрутив запись еще раз и внимательно изучив все нюансы. – Соображает, что такое видеонаблюдение, под штатную камеру не сунулась, пошла в другую сторону… – И, не меняя интонации, он спросил: – Ты какие еще точки минус четвертого контролируешь?

Малой ответил без слов, улыбкой, и понять ее можно было так: «Разочаровываешь ты меня, дядь Валера…»

– Не хочешь, не говори, – Ковач пожал плечами. – Труднее ловить будет, но справимся.

– Да скажу, не вопрос… Но сначала ты скажи, дядь Валера, чтобы мне все стены тут не ломать: где другие такие штуки? – Он кивнул на панель управления, поднявшую на воздух казарму стройбата. – Ты ведь не одно здание заминировал, правда?

– Правда. Но стены в штабе не ломай. Все эти, как ты их назвал, штуки в разных местах, и каждая выглядит по-своему, на другие не похожа. Вот, для примера, твой селектор… Если нажать на комбинацию клавиш, на какую никто и никогда случайно не нажмет… – Слова Ковач иллюстрировал жестами: замысловато растопырил пальцы над клавиатурой. – Да не дергайся, шучу я. Нормальный у тебя селектор, и ничего другого тайного в кабинете этом не осталось. В ту же корзинку я второе яйцо не положу, не мошонка, чай. Хочешь узнать подробности, можешь расспросить отца. Или Савельева… если веришь в спиритизм и вызывание духов.

Савельевым звали комбата-2, командира строителей, погибшего в ноябре вместе со своим батальоном.

На лице Малого отразилась работа мысли… Ага, призадумался о том, что никого из строивших казармы в живых не осталось… Ошибочно выбранный маршрут движения привел на минное поле и под пулеметный огонь своих.

Ковач с любопытством наблюдал: как отреагирует, что скажет?

Малой ничего не сказал, потому что в разговор вмешался селектор: беглянка обнаружилась на минус четвертом, проявила себя, организовав еще один труп…

– Взяли? – быстро спросил Ковач.

– Не совсем, господин майор… – с заминкой ответил дежурный по уровню.

– Что значит не совсем?! Никончук, не нервируй меня.

– Обложили, никуда ей не уйти…

– Ну так пакуйте!

– Там такие места, что… Зарежет, если без оружия к ней лезть.

– Объяви мобилям, что премия за поимку вдвое увеличена.

– Есть объявить, что увеличена, – сказал дежурный без энтузиазма, умудрившись интонацией вложить в уставную формулу иной смысл: мертвецам твоя премия, майор, ни к чему, за нее новую глотку на базаре не купишь. – Вот если бы ее гранатой шугануть, хотя бы светошумовой…

– Отставить гранату. Ждите. Скоро буду. Ничего никому доверить нельзя… – сказал он уже Малому.

– А что с СШГ-то не так? – удивился тот. – Для матки вроде она безопасная…

– И я думал, что она убить или покалечить не сможет… Давно думал, четверть века назад. В результате стал старлеем на два года позже, чем рассчитывал. Потом при случае расскажу, сейчас времени нет. Короче, я вниз, а ты поспал бы еще.

– Нет. Я тоже вниз.

– В зеркало поглядись, а? В старые времена тебя в массовку фильма про живых мертвецов взяли бы, причем без грима.

– Не время спать… Водки нет, дядь Валера? Мне бы один глоток, для тонуса.

– Хм… Рымарь тоже с полмензурки начинал… Тоже для тонуса.

Плоскую фляжку тем не менее из кармана Ковач достал, сам отвинтил пробку, протянул.

– Не водка. Коньяк пополам с крепким кофе. Но даже лучше бодрит.

Малой сделал свой глоток, помедлил, словно прислушиваясь к ощущениям, – и отхлебнул еще раз. Завинтил пробку, вернул емкость особисту. Спросил:

– А это кто?

Латунная накладка на фляжке изображала профиль человека в фуражке и с козлиной бородкой.

– Это святой Феликс, небесный покровитель всех особистов и контрразведчиков.

Хотел пошутить – не получилось, Малой шутку не понял.

– Не наш святой, католический, судя по имени. Ладно, может, и нам пособит сегодня…

– Ты, Лиза, меня правда не помнишь? Совсем-совсем?

Она помотала головой. Врать не хотелось, копаться в воспоминаниях тоже. Лизе хотелось двух вещей: пожрать и выбраться отсюда.

С первым Груздь помочь не мог. Продуктовых нычек он в подземелье не имел и о чужих не знал… А вот со вторым обещал пособить, правда, Лиза не понимала, в чем причина, и держалась настороже, скальпель не убирала, так и шагала с ним в руке.

– Ну я же Леха! Леха Груздев!

Она вздохнула, изобразила виноватое лицо: уж ты прости, дескать, что с такой вот дырявой памятью уродилась.

– В Печурках же мы… у нас… ну, в общем, любовь же у нас была!

И тут она вспомнила… Название замиренной деревушки оказалось недостающим кусочком мозаики, все в ее памяти разложилось по своим местам. Печурки… Ну да, точно, именно там она видела этот лоб, словно вспухший с одной стороны, этот шрам, но тогда он был совсем свежий, едва подживший… А имя Лехи запоминать не стала, тут же выбросила из головы, этих Лех на свете, как мандавошек у Ирки-давалки, запоминать всех прикажете? Вот, Хрюнчик тоже вроде Леха, а кто его так зовет? Да никто, потому как не понять, о ком речь… А скажешь: Хрюнчик, – всем все ясно.

Она вспомнила все. И с трудом удержалась от того, чтобы рассмеяться громко и весело. Смех не сдавался, колобродил где-то внутри, она давила его, не позволяла прорваться наружу. Любовь… Любовь, бля, была, а не хер собачий! У них! В Печурках, не где-нибудь! Любовь, морковь и помидоры! И еще один ма-а-аленький корнеплод, вроде хвостика от редиски.

На самом деле в Печурках, в тамошнем кабаке, минувшей зимой случилось вот что.

У Груздя были патроны на продажу. Для «калаша», но подходили к тому карабину, что они как раз раздобыли для Жуги, к переделанному «Вепрю» с самодельным прикладом.