Виктор Точинов - Метро 2035: Защита Ковача [litres]

Не ящик и не цинка, не по чину зачуханному мобилю патроны ящиками воровать. Початая пачка, семнадцать штук, как выяснилось позже при подсчете. Но им и те семнадцать стали бы за счастье. Потому как при покупке в придачу к карабину дали десяток хреновин, на патроны слегка похожих, – ежели один глаз закрыть, а другой прищурить, то спутать с настоящими патронами можно. Издалека. И в сумерках.

Гильзы потемневшие, исцарапанные, неизвестно по какому разу снаряженные дымным порохом. Самодельные капсюли, наштампованные из жести. Самодельные кривоватые пули, с раковинами и другими дефектами литья.

Жуге все равно не терпелось проверить обнову, и половину этих как бы патронов он отстрелял. Вернее, два из пяти не выстрелили, дали осечки. Еще один выстрелил, но лучше б он тоже осекся: пуля застряла в стволе, намучились, ее выбивая.

О том, что автоматика карабина на дымном порохе не срабатывала, и говорить не приходится. Не баре, чай, и не кровососы, затвор и вручную передернуть можно.

С таким боезапасом не то что воевать, с ним и охотиться-то лучше на зверей мелких и не опасных. А они как раз тогда большие дела стали затевать-обдумывать…

Понятно, что у Жуги при виде новеньких «маслят» глазки заблестели и слюнки закапали. Лиза и сама понимала: надо брать, не так уж часто мобилям патроны умыкнуть случается, они все больше тушенку да сгущенку на продажу несут.

Если у одного товар, а у другого желание его купить, – что может помешать удачному завершению сделки? Правильно, помешать может отсутствие у покупателя денег или чем еще он собирается расплачиваться…

Кровососовских бонов у них было кот наплакал, недавно вложились в покупку карабина. Сивухи не принесли вообще, да и не стал бы мобиль брать только ею, утопиться ему, что ли, в сивухе за семнадцать-то патронов? Сивухой хорошо за тушенку платить.

Их было четверо, а мобиль заявился в одиночку, и они сумели бы его вообще забесплатно раскулачить… Но не могли. Кабак, как выражается Хрюнчик, ней-траль-на-я тер-ри-то-ри-я. Раскулачишь кого, потом на порог не пустят. Вдали, на дороге, что к Базе тянется, – сколько угодно. Но Груздь был настроен сидеть до победного конца, пока все не распродаст. И без того три патрона загнать успел, прежде чем они подвалили.

Что тут делать… Вывернули все карманы, соскребли все: и кровососовские боны, и кровососовские жетоны, и старые монеты. Вдобавок назанимали, у кого сколько смогли: Лизе на слово верили, знали – не подведет, но в тот кабак не миллионщики бухать ходят.

Все равно не хватало. И Лиза доплатила натурой. Собой. Валюта ходовая, все мобили на этом деле повернутые… Ну, почти все. У кровососов и для себя-то баб и девок считай что нет, куда уж там прислужников своих обеспечивать.

Вот так у них и случилась та самая любовь-морковь-помидоры. И ма-а-асенький хвостик редиски. Ну вот реально крохотный… Сказал бы: я тот самый Леха-между-ног-стручок-гороха, – сразу бы вспомнила. А то Груздев, Груздев… Какой ты, на хер, Груздь, у гриба груздя-то ножка потолще будет, поосновательнее.

А вот мобиль, похоже, сохранил о том вечере другие воспоминания, на смех не пробивающие… Возможно, Лиза ему потом, как исстари у девок заведено, соврала: ты, мол, ух! – как те ниндзи, что от длины меча не зависели и врага пальцем убить могли… даже самым маленьким пальцем, мизинчиком… А может, и не сказала, может, воспользовалась другим известным способом, тот попроще, – стонала, словно и впрямь кончает, и получилось убедительно… хотя откуда именно этому знать, как девки кончают, для него по-любому сошло бы. Лиза в точности не помнила подробностей той «любви», – она, перед тем как расплачиваться, кирнула прилично так сивухи для храбрости. Все же не из тех, какие готовы передком за что угодно заплатить, первый раз с ней такое случилось.

Как бы то ни было, приобрела она в тот вечер больше, чем рассчитывала. Стоило, стоило потерпеть тогда минутку от Лехиного стручка, чтобы сейчас заполучить его помощь.

Да, до нынешней встречи с Груздем ее никто не обнаружил, но с этим профартило, а вечного фарта не бывает. Да, она была как бы свободна и даже как бы вооружена… Надолго ли?

После мобиля – уже второго мобиля, – зарезанного ею, как свинья на бойне, игры пойдут совсем другие… Искать ее начнут по-взрослому, всех, кого смогут, загонят под землю.

…Она не стала ломаться и отнекиваться, прикончила писклявого борова сразу после просьбы Лехи. Она и без чужих просьб зарезала бы его, если честно. Вопрос в другом: КАК она это сделала. Мало того, что полоснула по глотке точь-в-точь как того рыжего с непонятной хренью вместо уха, – она еще макнула палец в кровь и намалевала рядом на полу цифру. Двойку, понятное дело, – и пожалела, что сразу не придумала оставить единицу рядом с первым. Но ничего, кровососы все прорюхают, послание несложное.

Лиза прекрасно понимала, что делает: дразнит гусей и ворошит осиное гнездо, – но не смогла удержаться.

Пусть знают, что это не она убегает и прячется. Она пришла убивать – а убегать и прятаться надо им.

Ее разобрал азарт… Внутри все подрагивало от возбуждения. Сейчас она жалела, что не прикончила тех двоих в курилке. Что не дождалась старого кровососа, жалела тоже. Пятерка рядом с тушей борова смотрелась бы гораздо красивее.

Груздь не разделял ее азартного и агрессивного настроения. Был мрачен, сосредоточен, вел ее узким, низким и тускло освещенным коридорчиком, который постоянно – когда через сотню шагов, когда больше, когда меньше, – круто загибался, поворачивал под прямыми углами то вправо, то влево, но не через раз, а без какой-либо системы. А иногда повышался или понижался, но слегка – встречались лесенки на несколько ступеней, то вниз, то вверх, но в общем и целом они оставались на том же уровне.

Поначалу Лиза напрягалась перед новым изгибом, стискивала скальпель, готовая к тому, что за углом может поджидать засада… Не боялась, нет, – надеялась пополнить счет. Засады каждый раз не было, и вообще казалось, что никто тут не ходит, что они с Груздем первые за много месяцев. Двери, изредка попадавшиеся, скрывали за собой что угодно, но не жилые помещения. Не живут люди за овальными железными дверьми со штурвалами вместо ручек.

Поворотов набралось столько, что Лизино чувство направления, в лесу сбоев не дававшее, здесь забастовало. Она уже не знала, идут ли они, невзирая на все изгибы, в прежнем направлении, или же двинули обратно. Она и не морочилась. Как ни ходи по этому уровню и сколько ни пройди, все равно она топчется на месте. Потому что ей надо наверх.

За очередным поворотом коридорчик неожиданно раздвоился. Левое ответвление было совсем коротеньким, в полтора десятка шагов, и заканчивалось перекрывающей путь дверью, к ней-то Груздь и свернул. А за дверью оказался коридор, где она уже побывала, – тот, где курилка с деревьями, – и откуда убралась норой-дырой прямо в объятия покойного борова. В смысле, тогда еще живого борова. То-то ей казалось, что далеко отсюда не ушли: гул из Лизиной головы никак не хотел исчезать.