Виктор Точинов - Метро 2035: Защита Ковача [litres]

Толком даже не глянув на пленницу, он подтвердил:

– Она, кому еще…

Лиза, напротив, всматривалась в него внимательно, хоть и через узенькую щелку век, – изображать обморок она не прекратила, вдруг все-таки сработает.

Вроде бы она уже видела этот лоб и этот шрам… И погоняло его, Груздь, показалось немного знакомым. Не в Затопье встречались, точно, но где-то и когда-то пересечься довелось.

– Тады вот че… Жми вниз, на минус шестой, и сразу к дежуру, – распорядился пискля после короткого раздумья. – А по дороге язык в жопу сунь и никому ни слова, не то влет примажутся, на всех делить придется. И дежуру докладай с умом: стань, чтоб камера на тя пялилась и микрофон чтоб рядышком был. Мол, так и так, словили. Мы вдвоем. Усек? Тады газуй!

Кое-что прояснилось… Ее, Лизу, ловят, но не здесь, а где-то внизу, и даже назначили награду. А два урода решили все хапнуть себе, ни с кем не делясь. С этим все ясно. Но как, каким местом они прочухали, где она появится?! Ведь поджидали, таились, тихонечко стояли, не дыша… Ну ладно, дыша, но и только, – она за гудением аппаратов их дыхание не услышала. И ведь устроили засаду вдали от остальных, на отшибе, где никто ее появления не ждал… Никто, кроме этих двоих утырков.

Как?!

…Груздь не то был туповат по жизни, не то что-то в предложенном плане действий ему не понравилось. Никуда он не погазовал и даже не подтвердил, что все усек.

Помялся, поскреб затылок и предложил:

– Придавил ты ее, сомлела… (Ага, сработало все же!) Давай-ка ее по-быренькому… потом не вспомнит…

Писклявый не понял. Или прикинулся, что тупит.

– Че по-быренькому? (Нет, точно кастрат…)

– Да вот впендюрим ей по разику, че ж еще… Давай ты первым, я не жадный.

– А если вспомнит? И заложит? Да нам с тобой за пять косарей бонами любая девка даст во всех видах, а опосля споет и спляшет, а опосля снова даст. Хорэ трындеть, хромай уж!

Груздь опечаленно вздохнул, но опять-таки никуда не похромал. Наоборот, направился в другую от выхода сторону. К той дверце, откуда вылезла Лиза.

– Ты че, Груздь? Дежур сам себе не доложится…

– Нычку нашу перепрятать бы… Здесь же все обнюхают-общупают: откуда, дескать, она тут взялась, ежели ее аж на минус шестом ловят… Кабы не пропалили нас, а?

Он говорил и одновременно присел на корточки у лаза в нору, шарился там, искал что-то, раздвигая руками сплетения кабелей.

– Есть! Целехонька!

Лиза увидела в его руках здоровенную, литра на полтора, бутыль из коричневого стекла, так называемую химическую, – и вот тут у нее все встало на свои места в голове. Никто тут ее спецом в засаде не ждал. Утырки искали беглянку там же, где и все прочие и где ее нет, а сюда слиняли втихую по другой надобности: не то забрать свое бухло, не то кирнуть малеха, не важно, – но услышали, как она шебуршится, подползая, и затаились… Ну а дальше понятно.

Сейчас Груздь уйдет, и у нее будут считаные минуты, чтобы разобраться с этим кастрированным слонярой, а она даже не знает, как подступиться к такому делу.

– Охереть… – протянул Груздь. – Прикинь, она со стволом была! Могла в обоих дырок насверлить, как нехуй делать!

– Да гонишь… – изумленно сказал пискля, и Лиза изумилась ничуть не меньше.

– Сам глянь, вон, «калаш» лежит.

Груздь поднялся с корточек и отодвинулся от лаза, давая писклявому возможность самому заглянуть и убедиться. Тот пригнулся, но не сильно, – трудно толком согнуться, прижимая к животу обмякшую девушку.

Ну дела… Неужели действительно в этом удобном местечке обустроили не одну, а сразу две захоронки? (Вторую, понятно, не эти дебилы, кто ж им автомат-то доверит?) А она, третья дебилка, слепошаро проползла мимо оружия и не нащупала его…

– Да где?

– Правее, правее гляди! – командовал Груздь. – Вон рожок торчит, видишь?

Против воли Лиза тоже скосила глаза вправо… И не увидела, даже боковым зрением не засекла, но все же как-то ощутила нечто , стремительно подлетавшее слева.

Хлобысть! – шумно ударило нечто, но не по Лизе, а рядом, и обернулось бутылью из коричневого химического стекла, и тут же быть бутылью перестало, став роем разлетевшихся осколков и потоком жидкости.

Один осколок больно цепанул Лизе щеку, а жидкость окатила лицо, обильно пролилась на халатик и была немедленно опознана: родимая свекольная сивуха, что же еще.

Писклявый валился медленно, словно подрубленное дерево. Лизу он так и не выпустил, но лапищи обмякли, она дернулась, шустрой ящеркой выскользнула из осточертевших объятий, отпрыгнула в сторону, присела, шаря взглядом по полу, – вроде бы утырки выпавший скальпель не подбирали, и хорошо бы побыстрее его вернуть…

Побыстрее не получилось. Сивуха угодила в глаза, изрядно их щипала, навернувшиеся слезы мешали разглядеть, куда отлетело ее оружие.

Груздь возникшую паузу – небольшую, в несколько ударов сердца, – никак ей во вред не использовал. Стоял на том же месте, смотрел на нее – и все. Кастрата уже можно было в расчет не принимать: валялся замертво, обсыпанный осколками стекла, облитый сивухой и собственной кровью. Но до чего ж здоровенный… Не Боба, конечно, но тот еще кабан. Или боров, учитывая голос.

Лиза, проморгавшись, увидела, что скальпель отлетел на редкость неудачно, хуже не придумаешь: лежал в половине шага от ноги Груздя, а от нее – в четырех. Мобиль не пытался преимущество использовать и скальпель схватить, по-прежнему держал в руке бутылочное горлышко, но оно, коротенькое, неровно отбитое, для драки не годилось.

Неожиданно она сообразила, что именно разглядывает похотливый козлина. Уставился он туда, где ее халатик раздернулся, полы его разошлись, а под ними ничего не было, кроме треугольника темных волос.

На неуместный взгляд она ответила столь же неуместным сейчас движением: свела колени вместе, взялась за полы халата – одернуть, запахнуть… Взялась, и нащупала через ткань второй скальпель, о котором успела напрочь позабыть, и поняла, что на ее лобок похотливо глазеет покойник, хоть и выглядит пока как живой.

Но свято место пусто не бывает. Едва она определила Груздя в мертвые, объявился претендент на освободившуюся вакансию в списке живых: пискля, чье имя она так и не узнала. Застонал, заворочался, перевернулся на бок.

Бутылки, называемые химическими, оттого и ценятся для хранения напитков, что сделаны с очень толстыми стенками и отличаются долговечностью и исключительной прочностью: роняй – не разобьешь. Из чего была слажена черепушка писклявого борова, оставалось только гадать. Из броневой стали, не иначе.

– Ты, Лиза, не тормози, – сказал Груздь. – Ты, Лиза, зарежь его поскорее, пожалуйста. Потому как если он щас подымется, мне его другой раз не завалить. Нечем.