Степан Кирнос - День гнева

Минута за минутой и так пока процессия не выстроилась напротив грубых, сверкающих в свете десятка фонарей, исторгающих в пространство меланхоличный и яркий лунный свет. Пленников поставили напротив ворот, а десяток воинов в алых одеждах, под руководством «Киберария» и Легата остановились напротив них и уставили винтовки на «опасных преступников». И сама стена повисла над всеми, как зловещий рок.

— Снять наручники, — приказывает Легат, на что «Киберарий» жмёт на тонкое устройство и наручники сами рухнули с лязгом на плитку.

— Ты как? Тяжко звучит вопрос, перешедший в слёзные моления. — Прости, Анна, прости меня. Я не смог тебя уберечь. Прости. — Но девушка практически в ступоре от ужаса крадущейся смерти.

— Тридцать секунд вам на прощание, — «милостиво» дарит время Легат.

Анна и Маритон стоят и смотрят друг на друга, не зная, что делать. Девушка спокойно плачет, из её глаз текут слезы, но выражение лица до безобразия спокойное и лишь печальный взгляд, устремлённые в глаза возлюбленного выражает её боль и страх. Мужчина видит это, и горестно посмотрев на свою любовь, говорит:

— Знаешь, мы и так сделали много глупостей, — С задором в оливковых глазах и трепетом в голосе, говорит девушка. — Осталось только одна.

Маритон берёт Анну грубыми мокрыми руками за шею и скоротечно касается губами её уст, отчего все их эмоции и чувства взорвались бурей различных ощущений. Сердца обоих затрепетали и забились в унисон, так сильно, что стук чувствуется на виске и у горла. Это не страстный поцелуй опытных любовников, а скорее ропотное чувственное и неопытное соприкосновение людей, пребывающих в первой и истинной любви, соединения двух душ, достойное памятника в мире абсолютной анемии чувств. Они могут ещё долго так простоять, но сухая речь обрывает сей момент:

— Прекратить это безумие! — грозно приказывается Легат и обращает речь в наручный передатчик. — Открыть ворота.

На плечо мужчины ложиться рука «Киберария» и прикладывая неестественную кибернетическую силу, одёргивает мужчину от девушки. Анна, рыдая и вскликивая, пытается ухватиться за тянущиеся к ней руки мужчины, но подпрыгнувший с места солдат ауксилии бьёт прикладом девушку, заставляя её потерять равновесие и упасть на четвереньки.

— Я убью тебя! — надрывая глотку, на весь квартал кричит Маритон, смотря на Легата, тонущего в лучах искусственного света и злобно ухмыляющегося. — Я уничтожу тебя, поскуда!

— Ну, давай, я буду ждать, — позволяет себе отпустить жестокую иронию Легат.

«Киберарий» наносит удар под дых и подсечным ударом по ногам кидает мужчину на спину, после хватает его за шиворот и тащит за ворота по скользкомй покрытию. И с этого положения он отлично видит конец. Десять плазменно-ударных ружей типа «палач», похожих на плоские вертикальные доски, выкрашенные в чёрный цвет с ручкой для стрельбы. Внутреннее состояние плазмы таково, что при уже распылении на живую ткань она превращает её в пепел и уголь.

— Исполняйте приговор.

Концы ружей засветились белым сиянием и дали залп, озаривший местность и ударивший по ушам жутким шипением. За секунду тело девушки исчезло в ослепительном вихре света, вокруг которого за мгновение образовывается ореол пара от соприкоснувшихся с частицами разогретого ионизированного газа капель воды. И когда воздействие ружей сошло на нет, лишь кучка пепла и тлеющих углей остались лежать на стекло-плитке. Анны не стало за одну секунду, Инфо-философия стёрла её из жизни несчастного парня лишь за мгновение, обозначив и исполнение «правосудия».

Маритон наблюдал за тем, как Анна за миг стала пылью, обратилась в уголь под адским напряжением нескольких орудий. Его неистовый крик надорвал связки и полностью сбил голос. Мужчина закашлялся и схватился за горло, когда «Киберарий» вышвырнул его за стену. Всё кончилось в тот момент, когда тяжёлые ворота закрылись, как занавес в театре, тем самым завершая целый этап жизни Маритона.

22:55. Где-то в глубине промышленного района № 1–1

Погода переменилась, став более спокойной и размеренной. Теперь она не рыдает ливнем или шквальным дождём и не кричит дикой агонией в шторме и ветряных завываниях. Погода тихо и мирно плачет, что выражается в спокойном дожде, редких вспышках молнии и колком ледяном ветре, грызущим незащищённые участки тела.

Но для Маритона всё равно, и тем более разум отказывается принимать ощущения телесной боли, наполнившись страданиями психическими и терзаниями души, которая едва ли не мертва. Его изодранный на ветру плащ покрылся таким количеством дыр, что уже ничем не способен защитить от холода. Майка на теле порвалась в нескольких местах и представляет собой драную кожаную тряпку, накинутую на тело, покрытое ранами и порезами, из которых льётся алая кровь. Штаны стали похожи на джинсы древней и бесшабашной моды — все в дырках и порезах, и только сапоги до сих пор являют собой образец крепости и надёжности.

Всё вокруг стало не важно, не существенно, что перед глазами стоит лишь размытая гряда зданий и возвышений, чьи черты потеряны за пеленой дождя и безразличия. Пространство вокруг представлено водянистой и малоразличимой вуалью постапокалиптических декораций, расставленных жизнью. Высотные дома, исполинские заводы, трущобы — всё стало единой чертой, и лишь дорога перед глазами представляет какую-то ценность. Столько порезов и ссадин за последний час получено, что можно удивиться, как мужчина себе голову не раскроил об камень. И вот снова — бывший Аккамулярий спотыкается о какой-то мусор и падает на мокрый асфальт, плоть его руки, участок кожи на ладони срезается куском разбитого стекла, а ещё одна дырка образовывается на плаще. Но мужчина поднимается и спешным продолжает марш тотальной печали и потери смысла жизни, изрядно покачиваясь, как будто напился или стал полутрупом.

Маритон бежит сквозь промышленные районы уже несколько часов, наплевав на холод и дождь, кровь из ран и усталость. С тех пор, как его глаза запечатлели картину того, как Анна стала пылью, всё существование стало бренно и не нужно. Мужчине осталось лишь идти вперёд, оставив за закрытыми воротами города всю прошлую жизнь и любовь в придачу. И он пошёл. Маритон поднялся и устремился прочь от города, переходя временами на бег или быстрый шаг. И так, один десяток минут за другим ноги унесли мужчину далеко от центрального города, предоставив в объятия враждебного, лишённого жалости и сострадания мира.

Душа испытывает такую боль, что сигналы тела о множественных повреждениях банально игнорируются. В один миг Маритону стало плевать на всё, начиная от будущего и заканчивая собственной жизнью. Интерес к существованию пропал. Сначала была дикая боль и слёзы, льющиеся непрекращающимся потоком, а затем что-то лопнуло в душе, взорвалось или даже перегорело, и последний час превратился в марафон абсолютного равнодушия.