Степан Кирнос - День гнева

— Я и не буду решать, — слегка улыбнулся Флорентин. — Мы отправляемся в Этронто, именно там теперь собираются христиане центральных Апеннин и те, кто хочет участвовать в войне за север. Там и решат, подходишь ли ты, — и, приложив руку к плечу Маритона, Флорентин Антинори, сохраняя спокойствие, мягко закончил, обозначая начало новой главы в жизни мужчины. — Хорошо, теперь ты с нами, теперь ты не програманнин, а гражданин Рейха. Помоги мне собраться и разбудить людей, чтобы поскорее отсюда уйти. Мы отправляемся. Немедленно.

— Господин! — зазвучало громогласное обращение, развеявшее безмолвие в обширной белоснежной мраморной зале, наполненное и почтенностью, вкупе с уважением и дрожью от страха перед величественной фигурой, — наши союзники сообщают, что Республиканское Королевство Тириолий уничтожено, а Венецианская Аристократия была усмирена силами главы бригады «Неаполь» Вериха Виля и «Великого Хана» Орды «Ветер Смерти».

Посреди просторного помещения раскинулись длинные столы, вырезанные из мрамора и украшенные изысканной резьбой, внушая каждому собравшемуся ощущение величия и помпезности места собрания, а так же величия той власти, которая воздвигнула памятник личной славе, увековечив его в камне. За длинными столами, расставленными в форме буквы «П» уселось не менее пятидесяти человек, облачённых в стандартные классические костюмы одинакового типажа. Только два десятка женщин разбавляли хоть как-то монохромность образа присутствующих.

И лишь он один отличается от всех. Высокий мужчина лет сорока, черноволосый с прекрасными волосами, досягающих плеч. Мужественные черты лица идеально сочетаются с выразительными серыми очами, взгляд которых устремляется прямиком в душу того, кто осмелится поднять взгляд на могучего парня. Его одежда проста и не изыскана, контрастируя тем самым с величественной и роскошной залой. На его могучее тело ложится обычный серый балахон, закрывающий практически всё тело, подпоясанный самым обычным кожаным ремнём. Но даже такой простой вид только подчёркивает физические достоинства человека, сидящего по центру, показывая всё могущество парня.

— Хорошо, — властный голос мужчины эхом разносится по всей свободной зале. — Можете присесть, информатор Антоний.

Человек одёрнул свой пиджак, отдал поклон, исполненный покорностью, и поспешил занять своё место, дабы не впасть в немилость к тому, кто возглавляет собрание.

— Уважаемые господа, — вставая с места, обращается ко всем мужчина и его голос усиливается многократно, разносимый эхом, что придало ещё большую могущественность говорящему. — Нас ждёт тяжёлая работа и трудная миссия по борьбе с самой опасной ересью в этих краях, — речь мужчины размерена, наполнена уверенностью и силой. — Вы встречались уже с порождениями ночи Великого Кризиса и результатом извращённой работы больных умов. — На прекрасном лике парня промелькнула тень неприязни и отвержения. — Я говорю о так называемых «Киберариях», с которыми встретились добрые господа Джузеппе Проксим и Эмилий Павел.

— Вы говорите об Аурэлянской Информакратии? — Прерывает речь тихий вопрос человека, сидящего рядом.

— Да, я говорю именно о той державе развращённых умов и бале сумасшедших людей. Но прежде всего, это оплот самой опасной ереси и скверны для умов на всём севере Апеннин. И если мы хотим, чтобы дело Крестового Похода, который ведёт наш Император против всех нечестивых, жило, нам необходимо будет уничтожить тот оплот мракобесия.

Разговор шёл ещё несколько минут. Высокий статный человек напропалую раздаёт поручения и приказы командирам и госслужащим, но не столь много, чтобы их можно выполнить. Минута за минутой и совещание окончилось — мужчина всех отпустил и слуги Рейха как можно быстрее поспешили уйти из роскошной залы, будто она не мила им, и словно их некая сверхъестественная воля оттуда гонит.

Позади, за спиной плечистого парня, ведшего совещание, появилась другая фигура, поменьше и каждое её движение словно лисье. Сам парень сидит и ждёт, пока к нему подойдут с особой настороженностью. Из мужественных глаз пропал весь пыл и рвение, остаётся единственно

По полу чеканят шаг высокие сапоги, будто гнетущий маятник отбивает секунды угнетения, прикрываемые чёрным кожанно-сыромятным камзолом. Человек с длинными волосами цвета бездонной ночи становится по левое плечо от мужчины и кладёт костлявую руку. Его синие очи полыхают двумя угольками, будто бы их сам ангел или дьявол вложили, или же сие лампочки сумасшедшего робота, но это только лишь глаза, в которых горит пламень безумного рвения.

— Для бывшего преступника слишком пафосная речь, — то ли со злорадством, то ли с жалостью, заявил человек. — Для убийцы и растлителя ты оказался необычно порядочен и твоё рвение к спасению души достойно похвалы. — Тонкие губы человека разошлись в холодной ухмылке. — Я думаю ты лучше всех подходишь для этой миссии. Наступают иные, новые времена власть Господа, и моя, становится непоколебима, как и праведность, но они противятся мне, жители Информократии. Стань клинком и изгони нечисть. «Информократия падшая» станет жемчужиной в Короне Италии, и залогом на наше будущее, закладом грядущих изменений. Исполни мои приказы и спаси Душу, дай людям шанс на лучшее будущее, — пальцы странного мужчины буквально впились в плечо.

— Да, господин Канцлер, — потерянно и угрюмо проговорил мужчина. — Исполню.

В пятнадцати километрах от границы с Империей Рейх

Всюду, за окном старенького и эпохального автомобиля, чей двигатель вынужден поглощать древнее топливо из бензина, чтобы продолжать шумный ход, стелятся прекрасные образы природы, не тронутой алчным стремлением людей всё переработать и изгадить, подгоняемые жадностью и бессердечием. И колонна машин, начиная от небольших приплюснутых и помятых автомобилей и заканчивая статными и внушительными грузовиками, не вписывается в эту картину природного совершенства. Посреди зелёных, изумрудных и манящих свежестью, запахом утренней росы и утренним ядовито-зелёным блеском, ковров высокой травы, по асфальту, на который легла десятилетия назад, коробящая длань коррозии, накрыв дорожное покрытие сетью трещин и выбив ямы и колдобины, возвышаются машины, разгоняющие резким звучанием моторов изумительную тишину. Посреди яркой и живой травы растут луговые цветы. Целой плеядой десятков разных цветов они усеялись средь изумрудных ковров, доказывая превосходство природной красоты над человеческим техногенным варварством, но вся эпопея земли не выстояла пред безумием человеческой промышленной орды, превратившей большую часть планеты в выжженные долины и безжизненные степи, ставшими памятниками людскому безумию и посему это немёртвое, не отравленное заводами и ядами место, по истине является одним из немногих, единичных, напоминаний о былом совершенстве и гармонии.