Степан Кирнос - День гнева

Маритон двинулся к мужчине, как на плаху с опущенной головой и обречённым взглядом и спустя пару секунд занял почтенное место рядом с ним.

— Скажи, сын мой, зачем ты пришёл сюда? — сходу вопрошает Азариус, но заглянув голубыми очами в душу парню, сам решается ответить. — А-а-а, не говори, я вижу. Тебя, твою душу терзает нестерпимая боль. И ты пришёл утолить боль в нашем товариществе, где каждый, ведомый идеями просвещённого коммунизма, готов дать тебе утешение.

Маритон удивлён, что так легко главе культа удалось вычислить его источник плохого, депрессивного настроения, но всё же парень ощущает, что его будут использовать только в нуждах секты.

— Да, — выдавил из себя новопришедший.

— Это видно, как уголь на белой бумаге. И по истине, взгляни, — рука, окутанная багровым стихарём, устремляется на культистов, которые начинает творить непотребные действа — обжиматься, целоваться группой и явно готовиться к совокуплению. — Они готовятся к великому ритуалу «сведения-во-равенстве». Но это не всё, что мы можем тебе предложить.

«Так вот для чего нужны матрацы и лежанки» — догадался Маритон. — «Как же быстро ты меня взял в оборот».

— Ты можешь свершить месть тем, кто отнял у тебя всё. Только нужно заключить сделку с покровителем нашим, воплощением коммунизма и всего духа либерального.

— А как тут оказались все они? — неожиданно спросил Маритон. — Тоже пришли заключить сделку?

— Да, — смотря на мужчин и женщин, приготовившихся к совокуплению и начинающих сбрасывать одежды, с гордостью ответил Азариус. — Кто-то рад был принять наши идеи, кто-то хотел найти здесь утешение, а кто-то возжелал утолить жажду борьбы с системой.

— И как вы собрались бороться? Против Рейха нельзя так просто выступить.

— Нас мало, но мы готовы пожертвовать жизнями ради победы. Недели пропаганды, переходящие в годы, сделают своё дело по распространению коммунизма, а так же мы расширим своё влияние на весь город, — бровадно заявил Азариус.

— И что же вы хотите? Ну, ради мести, — Маритон приготовился к тому, что ему сейчас назовут цену денег или потребуют вечной верности идеям коммунизма и тут он подхватил себя на мысли — до чего может довести обычное любопытство.

— Инициация и клятва. Ты подчинишься коммунистической воле нашего все-либерального культа, и мы заключим с тобой сделку, — твёрдо назвал условия Азариус, положив руки на бёдра.

— Так что мне нужно сделать? Поконкретнее, пожалуйста.

Глава секты два раза громко хлопнул в ладоши и призвал всех к спокойствию. Неумолимое падение в массовое совокупление прекратилось и все уставились с жадным взором блестящих очей на своего духовного отца, приготовившись внимать каждому словечку.

— Братья и сёстры по вере в свободу равенству, — обратился с помпезностью, довольно громогласно, простирая обе руки над толпой Азариус. — Сегодня мы готовимся принять в наши ряды нового собрата, которые стремится стать одним из нас. Он выказал желание проповедовать наши идеалы и нести свет равенства и абсолютной свободы в мир и клянётся сокрушить тираничный имперский режим, чтобы Этронто вернулся в славную эпоху коммунистического прогресса!

«Больные идиоты» — подумал о собравшемся народе Маритон, когда услышал, что Азариус решился вернуть голод в эпоху, когда не было что поесть, всюду царила нищета и разруха, зато свободы было до опьянения.

— Выведите жертвенный агнец, который послужит символом алого союза!

И тут началось. Двое крупных парней поднесли к импровизированной трибуне странную и непонятную конструкцию — широкая миска из стали, окрашенная в тёмно-бордовый цвет, а к ней приварена металлическая чёрная звезда краями лучей к краям миски. Откуда-то из коридорчика вывели невысокого роста человека, и Маритон сильно удивился, что не заметил её — видимо прятали, однако самое необычное — человек одет в синий балахон цвета ультрамарина и повязан верёвками.

— Держи, — протянул глава секты Маритону гладкий и блестящий нож с деревянной рукоятью, на который выгравированы изображения козла с человеческим телом, вздевшим пальцы к верху. — Сейчас ты прольёшь кровь неверного, дабы утвердиться среди нас и доказать верность идеалам коммунизма.

«Да вы безумцы» — взяв в руки нож, подумал Маритон.

Пленника поставили на колени, и вся секта вместе с ним приклонила колено, став завывать нечто неразборчивое, а Азариус, размеренным шагом пошёл и встал за спинной пленника и скинул с него капюшон и на удивление мужчины это девушка. Четырёхпалая, лишённая большого пальца, правая рука иерарха секты взялась за светлые волосы девушки, обхватив побольше, и вздел её голову. Маритон увидел лик, наполненный страхом и ужасом, заклеенный рот серым скотчем не даёт увидеть очертание губ, но в карих глазах так и читается призыв к милосердию, а по исхудавшим от истощению щекам бегут градом слёзы.

— Вы просите меня… пролить кровь?

— Да! — утвердительно даёт ответ главный сектант, уставив самодовольную рожу, с дикарской, звериной ухмылкой на Маритона. — Чтоб стать одним из нас, тебе нужно пролить кровь той, кто предала нас. Закрепи кровью своё право быть здесь! — заприметив смущение на лице новичка, Азариус стал размеренно и тепло говорить. — Ты станешь великим человеком, который будем почитаем. Только ты сможешь этого добиться под нашей великой коммунистической идеей, ибо в равенстве ты найдёшь шанс стать выше и отомстить тем, кто лишил тебя счастья. Подчинись нам сейчас, подчинись воле культа, что бы получить шанс, вознаграждение, по сделке. — Выдержав две секунды, иерарх тихо, но сдерживая праведный прилив, заговорил. — Мы служим ему, тому, кто даёт нам свободу и обещает избавить от всякого угнетения и тирании, даруя полное уравнение всех среди всех. Непризнанный бог свободы.

— И кто же он? — Вкрадчиво вопрошает Маритон, сжав нож как можно крепче.

— Отверженный отрок, сын зари. — Восхищённо ответил Азариус.

«Господи, куда же я пришёл. Куда меня завело чёртово любопытство. Тут одни душевнобольные. Проклятье. Боже, помоги мне выбраться отсюда» — раздосадовался Маритон, сжав нож ещё сильнее. Мужчина понял, что попал в хорошую заварушку, стоит у края комнаты, где сейчас прольют кровь невинной девушки, а затем спокойно перейдут к блуду. Хорошее равенство и отменна свобода, ничего не скажешь. «Политика, идеология и магические ритуалы — убойное трио» — пронеслось в мыслях мужчины, и он перевёл взгляд механического и живого глаза на девушку. Лет восемнадцать даме, не больше, такая молодая и уже едва не растерзана безумными фанатиками. Заплаканная девочка и доведённая до истощения смотрит на Маритона как на последнюю надежду и в глазах уже таит жизнь — всё больше растёт бессилие и увядание.