Степан Кирнос - День гнева

«Нет, не будет этого… Балахон будет только мешать» Неожиданно Маритон заводит нож к левому боку, останавливая его у пояса, словно упрятал клинок в ножны. Пение становится всё сильнее, а иерарх уже ликует от того, что сейчас прольётся кровь отступницы.

— Что ж… отправляйся к своему жалкому ложному богу! — выкрикнул Маритон и рванул рукой со всей силы.

Клинок, сверкающий в свете ярких ламп, установленных по краям, блеснул быстрой молнией и его странно певучие лезвие издало необычное мелодичное звучание, словно рассекло воздух. Мгновения хватило, чтобы лезвие, сверкнув одной секундой в чудном движении, описало дугу перед Маритоном и поразило цель точно в горло. В глазах Азариуса пропала вся спесь и безумие — отчаяние и разочарование, смешанное с болью пробежало во взгляде больного человека. Его рука отпрянула от золотых волос девушки и прижалась к горлу. Вторая конечность так же пытается зажать безумно хлещущий кровоток. Алая кровь потекла по горлу иерарха, заливая багровый стихарь потоками жизненно важной жидкости густым потоком. От неожиданности произошедшего вкупе со слабостью ноги главы культа подкашиваются в коленях и он заваливается на матрац.

— Аха-аххргх, — хрипит иерарх, указывая окровавленными пальцами на Маритона. — Уб-аргх-и-аргхар-ть.

Этим Маритон подписал смертный приговор себе. Разве сектанты так просто позволят убить иерарха? Двое крепких мужчин, что и вынесли странную конструкцию по сбору крови, подрываются с места, очухавшись, и бегут к мужчине, чтобы покарать убийцу их идола.

Один прыгает с места и валит Маритона, опрокинув его на пол, а второй выбивает нож из рук и перетягивает конечности верёвкой. Поставив на колени новичка, один из бугаев наносит мощный удар в грудь и по Маритона парня тупой болью простирается неприятное ощущение. Ещё удар, только с ноги в пресс и Маритон прокашливаясь, заваливается на бок, однако, дёрнув за волосы его поднимают и ставят снова на колени, чтобы продолжить истязание.

— Ну что гнида, сейчас мы тебя порешим! Ты нашего учителя зарезал! Готовься к мучительной смерти.

«Вот он и конец» — такова мысль Маритона и он с ней смиряется. В последние секунды жизни он сделал что-то хорошее — спас девушку или хотя бы не замарал себя кровью невинного человека. Человек с севера, проживший всю жизнь в иное стране, понимает, что умрёт дома — там, где ему было хорошо последние дни, и где он надеялся найти покой. «Флорентин или Хакон продолжат мною начатое» — мысли обрываются ещё одним хорошо поставленным ударом в живот, и едкая боль заставляет скрючится.

Но по воле Божьей или обычной случайности действия разворачивается не в пользу сектантов. Жуткий хлопок и пространство сотряслось от взрыва, и Маритон учуял ароматы взрывчатого вещества, рассеянного в запахе гари. Давно не слышимая автоматная очередь видимо оборвала жизнь человека, следившего за входом. До ушей доносится звучание металла, что катится по полу и связанный мужчина инстинктивно жмурится, однако это была звукошумовая граната и удар приходится по ушам.

Когда Маритон приходит в себя он видит, как по комнате расхаживают люди в военной чёрной форме и в масках с оружием наперевес и куют в наручники всех культистов, положив их на пол.

— Куда их, господин?

— Всех в карцер, — и посмотрев на связанных людей, ткнул на них дулом оружия и отдал чёткий приказ. — Этих веди к командиру. Он точно захочет с ними пообщаться.

И пока бойцы поднимали Маритона, последний позволил впасть себе в прострацию на их плечах и едва не потерял сознание.

Спустя два часа. Дворец «Империум Лекс»

Время тянется, словно это жевательная резинка, которую пытаются продлить как можно больше в безнадёжной попытке порвать на две части, а она не поддаётся и продолжает удлиняться. Со временем в комнате примерно то же самое, только это не жвачка, а физическая величина, и в мышлении обычного парня принимает подобное состояние — время тянется и тянется, не хочет пролетать быстро, а заставляет прочувствовать мыслительными процессами каждую секунду, проведённую в комнате, больше похожу на камеру для временного содержания.

Мужчина окинул взгляд на место куда попал и в десятый раз видит одно и тоже, без всякого изменения, как будто пространство застыло в нудном и гнетущем однообразии. Белые как снег на русских зимних полянах, без всякого намёка на иной цвет, стены переходят в плитку под ногами бежевой расцветки. Потолок выкрашен в серый цвет, какой бывает только у небес, прикрытых грозовыми облаками, приготовившихся залить землю массивами дождя. С потолка свисает лампочка, единственное предназначение которой — нести тусклый лунный свет в комнату без окон и дверей, вместе с этим даруя саму возможность что-то рассмотреть тому мужчине, который оказался здесь.

Парень смог подняться с небольшого кресла, отряхнув пальто, обтянутого в чёрную свиную кожу и подойти к двери, но от неё от смог добиться только холодного молчания, но что же ещё можно получить от безжизненного куска чугуна, который покрасили в серый цвет, который только удручает сложившуюся обстановку. Только отразился свет от алого глазного протеза.

«Как же я мог здесь оказаться. Я Маритон из Варси и так глупо сюда попал» — с укором обратился к себе заключённый, внимательно посматривая на дверь и чувствуя, что с ним обязательно должно произойти нечто далеко нехорошее.

«Не доведут эти секты, коммунисты и либералы до хорошего» — в попытках поднять себе настроение пытается иронизировать Маритон, но каждый раз понимает, что это не помогает.

Белые стены, серые двери и потолок невзрачен — перебирая в уме окружение, которое вокруг него Маритон вспомнил, что когда-то уже оказывался в таком положении. «Когда же это было» — пронеслась мысль, и мужчина вспомнил, что тогда с ним была красивая черноволосая девушка, что оставалась и остаётся смыслом существования для бывшего слуги Информакратии. Тогда человек, стоявший рядом с Маритоном, был убит во имя безумных идеалов, а сам он едва ли не погиб от перекатывания по стёклам и мусору в руинах Тиз-141.

Маритон едва хотел улыбнуться, что снова дал себя схватить, но вот нахлынувшие воспоминания снова бросают душу в объятия печалей и сокровенных помышлений о мести. Камера и приговор — этого хватит, чтобы обратить всю энергию и злость в человеке против системы, но тут ненависть имеет более личный характер, намного глубже, чем любой политический идеал или разница в мировоззрении, ибо потерянный шанс на собственное счастье и жажда возмездия за него намного ужаснее и сокрушительней идейных распрей.