Александр Латыпов - Линия Горизонта [litres]

– Зачем?

– Я стала замечать, что иногда не могу вспомнить, где рисовала тот или иной портрет.

– Мерритон-сквер. – Артур принялся разглядывать рисунок. – Ты знаешь, там сейчас неспокойно.

– Да, бедный квартал…

– Я не о том, – грубо прервал он ее, – а почему ты рисуешь этих людей? Ты ведь их даже не знаешь.

– Я учусь у Джамала, это он посоветовал мне такую… тренировку. – Лилия протянула руку, чтобы забрать альбом, но Васильев и не собирался его отдавать. – Больше практики, вы же понимаете…

– С чего ты решила, что этот парень пропал? – Васильев, казалось, ее не слышал.

– Иногда люди уходят слишком рано, и я не успеваю дорисовать их. Если мне удается узнать, кто они такие и где живут, я прихожу к их дому и дорисовываю, если получается, конечно.

– Тут есть его адрес, вижу. Это дом Куперов – они печатают городскую газету, книги. Но у них нет и не было никогда детей. – Артур принялся снова листать альбом в поисках портретов, отмеченных крестиком в левом верхнем углу. – Возможно, родственник, конечно. Ты была у них дома?

– Да, и там его никто не узнал. Так же было и с остальными пропавшими.

– Как это? Не понимаю. Не могли же абсолютно все тебе лгать. Сколько адресов ты посетила?

– Восемь. Еще пять портретов остались просто неопознанными – я потом приезжала туда, где мы расстались с людьми, ждала их там, спрашивала прохожих, по домам даже ходила наугад. Но так ничего и не узнала.

– Плохо, плохо.

Лилии показалось, что Артур Васильев не знает, что делать. Он стоял в задумчивости и разглядывал портрет того безымянного мальчишки.

– Я могу только догадываться, что происходит. Но я не понимаю, как и зачем. Ты не могла ничего перепутать?

– Восемь раз?! – вспыхнула Лилия.

– Да. Восемь раз. – Артур строго посмотрел на нее.

– Нет, не могла, точно.

– Ладно, дом Куперов в полутора часах ходьбы отсюда. Пойдем – проверим.

– Как? Они же сказали мне, что не знают его.

– Лилия, ты действительно не понимаешь, что происходит в Городе? Почему мы с тобой вломились в чужой дом рано утром и он оказался пуст?

– Ну, Джамал говорил…

– А ты, что думаешь ты?

– Будет война? – неуверенно спросила Лилия. – Вы этим занимаетесь, да? И Джамал с вами?

– Да, – ответил Артур. – Куперы богаты. Они, как и некоторые лорды, сбежали на юг, подальше от войны.

– Мне это неинтересно. – Отобрав у Артура альбом, художница помахала им перед собой. – Вот моя жизнь. Все, что у меня есть. И за Городом я не слежу, пусть этим занимаются те, кому есть до этого дело.

Артур скривился и первым вышел из дома.

– Так чем же вы занимаетесь? – спросила Лилия, догнав его уже на улице.

– Я всего на несколько лет моложе…

– Я поняла, хорошо, – улыбнулась Лилия. – Откуда у тебя эта привычка не слушать людей?

– Тебе ведь известно, чем занимается мой отец?

– Конечно, твой отец перерабатывает мусор в северном Городе.

– Да, отец всего за два-три года стал лордом – титул он получил от лорда Грея. Со стороны может показаться, что это занятие очень простое – сидеть в кабинете и руководить сортировкой и переработкой мусора, уменьшать отходы, отправлять органику в Храм, а неорганические отходы – на специальные станции…

Они перешли через широкую оживленную улицу, по которой сновали электромобили, груженные домашней утварью, и углубились в очередные извилистые улочки, которыми изобиловал Город.

– Однако это не так. Работа очень грязная, что уж там скрывать. К нам идут люди, которые не смогли учиться в университете при Храме и вообще оказались никому не нужны. Управлять ими – самое сложное. От отца я научился заранее понимать, что хотят сказать мне люди, что они будут делать. Но сейчас… сейчас мне кажется, что все идет наперекосяк.

Он остановился на пересечении двух переулков; уходившие вперед и вправо от них улицы превратились за последние несколько лет в стихийный рынок, на котором торговали всем, чем придется. Беднота города много лет тащила с производственных станций, из лавок все, что плохо лежало, и торговала этим здесь, на черных рядах, тянувшихся до стены, вдоль которой располагались самые нищенские ночлежки.

– Повадки людей на этих двух улицах я знаю очень хорошо. – Васильев кивнул на оборванных лавочников. – Сейчас я расскажу тебе о них кое-что интересное.

Он прищурился, внимательно посмотрел на обе улочки, вздохнул, что-то соображая, а после быстро заговорил:

– Мясник в ближайшей к нам лавке богаче всех здесь присутствующих, но поэтому покупать у него мясо нельзя. Оно будет либо тухлым, либо просто непригодным для еды. Но его мясо дешево – он покупает эти отбросы в городских лавках и торгует ими здесь. Намного лучше мясо у лавочника на другой улице. Именно поэтому он туда и перебрался – подальше от злобного конкурента, который однажды пытался сжечь его лавку. Видишь – один из деревянных навесов обгорел? Там еще вывеска висела в виде окорока. Дальше, видишь мальчишку, который крутится вокруг лавки с лепешками?

Лилия кивнула, завороженно наблюдая за копошившимися перед ней людьми, раскладывавшими товар. Надвигавшееся на Город восстание заставило хозяев закрыть часть лавок – торговали только самые ушлые и бесстрашные.

– Полагаю, он из очень бедной семьи. Может быть – даже из многодетной. Сейчас он стащит лепешку, но его поймают – торговка давно следит за ним. Его проведут мимо нас и сдадут прикормленному полицейскому. В тот момент, когда на него отвлекутся взрослые, его брат, может быть, сестра, а может – просто сосед, стащит целую охапку лепешек и убежит.

Не успел Артур сказать это, как мальчишка протянул руку за лежавшей на краю прилавка лепешкой, торговка хлопнула его по руке, схватила за шиворот и, погоняя перед собой пинками, вытолкала взашей из торгового ряда, на краю которого малолетнего вора грубо схватил двухметровый амбал грозного вида – полицейский. И, разумеется, как только торговка повернулась спиной к своему прилавку, из-за угла выскользнул еще один чумазый ребенок, схватил тонкими ручонками десяток лепешек и растаял в толпе.

– Как ты угадал все это? – Лилия рассмеялась и удивленно посмотрела на Артура.

– Не угадал. Я умею наблюдать и делать кое-какие выводы. К сожалению, этот фокус проходит только с такими вот нищими оборванцами. Иногда я забываю, что не все мои знакомые такие.

– Поразительно, – выдохнула Лилия, наблюдая, как полицейский в конце улицы, покачав головой, отпустил мальчишку, видимо не желая с ним связываться.

– Это улицы Города, не более. – Васильев снова нахмурился. – В чем-то ты права, конечно, – наш Город состоит из людей, как твоя жизнь – из их портретов. Но ими не ограничивается. Мы идем к Куперам сейчас потому, что важно еще и какова их жизнь – этих людей. Если в Городе происходит что-то столь непонятное, я должен разобраться в этом прямо сейчас. И лучше всему этому оказаться пустой ерундой.