Алексей Евтушенко - Все небеса Земли [litres]

– Шутка, – сказала Нэйтелла. – Михаил Булгаков. Понимаю.

Глайдер плавно взмыл в воздух, поднялся метров на пятьсот и завис, медленно вращаясь вокруг своей оси. Светило весеннее солнце. По голубому небу бежали пухлые белые облака, подгоняемые весёлым свежим ветром. Внизу раскинулся Новый Иркутск – нагромождение улиц, кварталов, отдельных зданий, площадей, скверов, парков, мостов, эстакад по обоим берегам Ангары. Отсюда, с высоты, он казался прекрасным творением рук человеческих, жить в котором – счастье. Но те, кто сидел в кабине глайдера, прекрасно знали, что этот город давным-давно лишь внешне напоминает прежние города Земли, и те, кто в нём живёт сейчас… Счастливы ли они? С точки зрения Мигеля и Конвея – безусловно, нет. С точки зрения Ирины и Марины, вероятно, тоже (иначе с чего бы им жить в таёжной деревне новых старообрядцев?). А вот ИИ по имени Нэйтелла наверняка считала иначе.

– Ну что, – осведомилась она жизнерадостно. – Куда отправимся для начала? Напомню вчерашнее предложение. Можем посетить энергетическое сердце Нового Иркутска – термоядерную электростанцию последнего поколения. Персонал – семь человек, восемнадцать роботов, среди которых три андроида, и один ИИ без тела. Мощность…

– Термоядерных электростанций у нас и дома хватает, – перебил Конвей. – Сами мы люди, с нами две прекрасные землянки, с ИИ общаемся прямо сейчас, и андроид тоже присутствует.

– Среди нас дамы, – напомнил Мигель. – Предоставим им выбор.

– Сексизм детектед! – сказала Нэйтелла. – Шутка.

– Ничего, – сказал Мигель. – Мы люди старорежимные, патриархальные, нам можно. Что с межпланетной связью, кстати? Я так понимаю, ИИ не спят?

– Работаю над этим, – ответила Нэйтелла деловито, и Мигель подумал, что этот ИИ в псевдочеловеческом теле выглядит довольно несчастным существом. Оно явно ищет понимания и не знает, как лучше вести себя перед людьми с другой стороны земного неба, пробуя то один стиль общения, то другой. Может быть, и впрямь на Земле кризис развития? Вот и Вестминд явно хотел нам понравиться, хоть и выбрал для этого довольно странную модель поведения. Или всё это – сплошная игра, имеющая целью нас запутать и всячески дезинформировать? Но если так, то зачем? Какой смысл? И Вестминд, и Нэйтелла прекрасно знают, что КСПСС – не враг Земли. Мы всегда были открытой системой и принимали всех, кто искренне разделяет наши убеждения. И не наша вина, что после Пекинского инцидента любое общение между нами и Землёй было прервано. Хорошо. Пусть обоюдная. Но повторю опять – мы Земле не враги. Мы ни в коем случае не разделяем тот путь, по которому она пошла, но не считаем себя вправе вмешиваться. Хотя, вероятно, уже могли бы. Силёнок на войну хватило бы. И весьма вероятно, что она стала бы победоносной. Насколько я знаю, сценарий такой войны даже разрабатывался Генеральным Штабом под руководством моего любимого papa . Чисто в теоретических целях, ясное дело. На всякий случай. И, конечно же, пришли к выводу, что победить – не проблема. Проблема не подавиться этой победой (как будто, матрёшка в стакане, это было не понятно с самого начала и безо всяких расчётов!). Так что – не враги. А мы для них? Если рассуждать логично, тоже нет. Враг – это тот, кто мешает. Причём очень сильно. Или тот, кто желает твоей гибели. Физической или духовной – не важно. КСПСС Земле не мешает никоим образом. По той простой причине, что ИИ Земли не стремятся в космос, а колонисты, как я уже говорил, не собираются силой захватывать Землю. Ключевое слово «силой», хе-хе… Ладно, как бы там ни было – гениально играет Нэйтелла или ведёт себя вполне искренне, мы здесь разведчики. И вести себя следует как разведчикам. Поменьше болтать, побольше слушать, смотреть и запоминать.

– Дамы согласны с Конвеем, – сказала Ирина. – Термоядерная электростанция – это очень круто, но скучно.

– Да, – поддержала сестру Марина. – Хотелось бы чего-то более человеческого.

– Можно в наш загородный парк имени Парижской коммуны. Там реальные развлечения и реальные люди тоже попадаются, – предложила Нэйтелла. – Да и сам парк хорош, есть что посмотреть.

– Парижской коммуны? – переспросил Мигель.

– Название пришло со старого Иркутска, – пояснила Нэйтелла. – Здесь много таких. Улицы, площади… Так что, решили?

Глайдер продолжал медленно вращаться вокруг своей оси, и теперь его нос смотрел точно на грандиозные Семь Башен, взметнувшиеся в сибирское небо на, казалось, невообразимую для искусственных сооружений высоту.

«Самое крупное ХЧТ на территории Сибири и Дальнего Востока и одно из крупнейших в Евразии. Больше только Шанхайское, Московское и Парижское, – вспомнил Мигель. – Хранилище человеческих тел. Миллионы тел хранятся в специальных условиях, пока их хозяева находятся в вирте. Мужчины, женщины, старики, дети… Вот, пожалуй, самое главное, что есть на Земле. Я бы даже сказал, основополагающее. Вирт и всё, что с ним связано. Мы не видим людей на улицах Нового Иркутска не потому, что они на какой-то там работе, дома или в парках развлечений. Таких ничтожно мало. Все – в вирте. Вот этот феномен и нужно изучить, понять, прежде чем выносить какие бы то ни было суждения о жизни на Земле».

– Семь Башен, – произнёс он и для верности протянул руку. – Предлагаю начать с них. Это возможно? – Он бросил взгляд на Нэйтеллу.

– Отчего же нет? – ответил ИИ в женском теле. – Семь Башен, так Семь Башен.

И глайдер, плавно набирая скорость, понёсся вперёд.

Чем ближе они подлетали к Семи Башням, тем явственнее проступала вся грандиозность этого сооружения. Соединённые на разных уровнях крытыми переходами, Башни вздымались почти на километровую высоту и выглядели изящно, грациозно и в то же время надёжно и мощно. Все они были разных форм, но объединены неким общим архитектурным замыслом, который превращал их в единый образ-символ. Чего? Гигантского улья-спальни? Овеществленной мечты о рае, для достижения которого не требуется ни малейших усилий? Величайшего в истории Земли концентрационного лагеря, заключёнными которого становятся добровольно? Этого Мигель для себя сформулировать не успел – глайдер опустился на выносную открытую посадочную площадку одной из башен.

– Прибыли, – сообщила Нэйтелла. – Выходим.

Прямоугольная белая площадка с синей буквой Н в круге была подобна тонкой веточке с одиноким листом, прилепившейся к мощному древесному стволу. Однако в отличие от листа площадка не трепетала на ветру. А также не дрожала, не качалась и не прогибалась под весом глайдера и его пассажиров. Здесь, на высоте более чем в половину километра, ветер совсем не чувствовался, словно они вышли не под открытое небо, а в защищённый со всех сторон ангар. При этом ограда площадки и пешеходного перехода к телу башни не внушала большого доверия. Более того, даже смотреть на неё было страшновато, не то что подходить близко. Две тонкие трубы полуторадюймового диаметра, на честном слове прилепленные к таким же тонким и редким стойкам. Вот и вся ограда. И шестисотметровая пропасть сразу за ней. Лететь – не долететь.