Шимун Врочек - Питер. Битва близнецов [litres]

– Ты?! – Мэр встал. Снова сел, ноги дрожали. – Зачем? Зачем?!

– Она привела бы его к гибели. Я пыталась спасти моего мальчика.

– Нашего мальчика, – сказал Мэр.

– Моего! Он только мой, он всегда только мой!

– Ты… ты понимаешь, что своими руками… – Мэр засмеялся. Это был страшный, жуткий смех. Смех обреченного. Убер поморщился.

– Во всем виноват он, – сказала Светлана. Посмотрела на скинхеда. – Ты понимаешь, что это он? Хотя бы ты на моей стороне?

– Убийцы часто сентиментальны, – заметил Убер. – И у меня сейчас довольно мерзкое чувство, что самым страшным монстром на этой станции был совсем не дракон.

Но его уже никто не слушал. У этих двоих были свои дела.

– Конечно, ты же мужчина, а мужчины всегда поддерживают мужчин.

– Да блин, – сказал Убер в сердцах. Но его опять не услышали.

Жена мэра… Светлана прошла вперед. Она больше не казалась красивой, только жуткой.

– Я бы убила всех, скормила всех вас этой твари… лишь бы мой мальчик был жив. Даже себя.

– Он ненавидел тебя, – сказал мэр. – Смирись.

– Неправда! Эта девчонка настроила его против меня! А сама… она старая-старая-старая… Я все для него делала!

– Что именно? – спросил мэр с убийственной иронией. Он словно не замечал Убера, как и женщина.

Убер покачал головой. Какой-то бред. Страшный безысходный бред. Отличный парень мертв, а эти грызутся на его могиле, тянут каждый в свою сторону безмолвный, едва остывший труп.

– Вот сука, – сказал мэр.

В следующее мгновение в руке Светланы появился пистолет. Убер вскинул дробовик, взял ее на прицел. Положил палец на спуск.

Но она не смотрела на него. А только на мэра, на своего мужа. Свое проклятие.

– Юра – мой сын. Только мой.

– Сука, – сказал мэр. – Ну, давай, стреляй. Толстая тупая сука. Юрик – мой сын. А тебя он ненавидел.

– Урод!

– Я рассказал ему, что это ты убила Марту.

– Что?!

Убер опустил дробовик. Затем мягко сделал шаг назад, уперся в стену. Блин, как отсюда слинять-то…

Светлана подняла пистолет.

– Ты хотела его только для себя, – сказал мэр. – Ревнивая тварь. Ты жрала нашего сына живьем, а когда не смогла больше жрать – ты его убила. Как я тебя ненавижу. А ведь когда-то я тебя любил. Наверное, из всего, что меня может удивить, это самое удивительное. Стреляй, ну! Ну же! Ну!!

– Знаешь, – сказала жена мэра. Она опять стала почти красивой, в своем последнем спокойствии. Спутанные волосы казались теперь короной. – А я ведь сначала хотела спасти тебе жизнь…

Убер вышел.

Пошел по платформе. Затем услышал за спиной выстрелы. Несколько подряд. Бах, бах, бах, бах. Грохот падающего тела.

Затем отдельный выстрел.

Кажется, с этим покончено. Горечь, подумал Убер. И желчь. И сожаление. Невыносимое ощущение.

Убер оторвался от окуляра. Красные собаки ушли. Путь чист.

– Ну что, Соловушка, готов к путешествию? – спросил он. Соловей, связанный, как мешок, смотрел на него с тихой ненавистью. На нем была химза, а противогаз Уберу было лень на него натягивать, поэтому он болтался у Соловья на поясе.

– Большой мир ждет тебя, – сказал Убер.

– Возьми нож, – сказал Убер.

Соловей смотрел, не понимая. Затем понял и рассмеялся.

– Ты серьезно? Ты даешь мне нож? Вот ты долбоеб, Убер.

Он размял руки, попрыгал. Подхватил нож с асфальта.

Они сошлись.

Убер выкинул нож вперед. Отвел руку и мгновенно вонзил нож в грудь Соловья – раз, два. Быстрый, как молния.

Звякнуло. Звяк. Звяк.

Нож отскочил.

Соловей засмеялся.

– Черт! – Убер отодвинулся, на запястье кровавая царапина. Соловей все-таки задел его.

А нечего было рот разевать, подумал Убер. У него куртка волшебная – там под тканью тонкая кольчуга, скорее всего. И ему мои удары – по фиг совершенно. Значит, надо бить в горло и по запястьям. Задача, блин, усложняется.

Противники кружили, никто не решался на атаку первым.

– Че, сука, – засмеялся Соловей. Перекинул нож в другую руку. – Не по зубам тебе попалась птичка? Я, сука, Соловей… Я тут глав…

В следующий миг кулак Убера врезался ему в челюсть, выбил два зуба и снес Соловья на землю.

– Что? Это же…

– Нечестно, – закончил за него Убер. И врезал Соловью в живот носком ботинка – со всего размаху. Н-на!

Кажется, никогда Соловей не испытывал такой жуткой вселенской боли. Невыносимо. Он даже застонать толком не мог, только зажимал живот сильнее.

– Оооо, оо!

– На воздух тебе надо, – сказал Убер. В следующее мгновение лицо Соловья обожгло, как кислотой. Убер рывком, не заботясь, содрал с его лица маску противогаза, откинул в сторону.

Соловей заорал. От боли – и от ужаса.

Задержал дыхание. Маска серым пятном пролетела над парапетом – и улетела в «Обводный канал». Соловей начал задыхаться.

Затем вдохнул. Радиоактивный воздух заполнил его легкие. Он был такой же, как обычный. Только смертельный.

Соловей закричал. И кажется, снова потерял сознание.

Убер волоком тащил его по площади мимо церкви. За шиворот. Когда Соловей спотыкался и падал, Убер поднимал его пинками и рывками. Соловей стонал, выл, но шел.

– Что ж ты, волчья сыть, спотыкаешься?! – приговаривал скинхед. Соловей вздрогнул и очнулся. И сразу все вспомнил.

Они были на поверхности.

– Убер, блять… Ты перепутал сказки!

Убер дотащил его до храма Кирилла и Мефодия.

– Пришли, – сказал Убер. Огляделся. – Да, отличное место. Жутенько, но в тему.

И тут Соловей понял, что это конец.

– Я могу еще идти, – сказал Соловей. – Честное слово. Я совсем не устал, я могу еще идти… Давай в следующем дворе. Убер! Убер, слышишь?! Там, дальше, намного лучше меня убить. Честное слово… послушай…

Скинхед молчал. В окулярах противогаза отражалась неровная небесная линия Петербурга.

Соловей попятился, упал. Снова пополз. Скинхед медленно шел за ним, неотвратимо и спокойно.

– Убер, что ты делаешь? Убер! Убер!

Он увидел в руках скинхеда армейский шприц-тюбик.

– Нет! Нет! Пожалуйста, не надо…

Скинхед вколол Соловью промедол – прямо сквозь защитный костюм. Соловей дернулся, затем – не смог удержать блаженную улыбку. Убер достал и вколол ему еще один шприц, в другое плечо. Пших. И готово.

Соловей улыбался. Эйфория. Приход. Промедол – это опиат, это хорошо. Му-у-ультики, подумал Соловей.

Убер достал красные резиновые трубки. «Что это?», подумал Соловей. Потом вспомнил, сообразил, прорвался сквозь прекрасный блаженный туман. Это те трубки, что он, Соловей, использовал, чтобы привязывать свои жертвы. И ту девчонку, Марту, тоже. Он хотел выругаться, но злости не было.

Убер достал кукри. Огромный, сверкающий. В блаженном потоке «мультиков» Соловей залюбовался отражениями в лезвии кукри. Убер покрутил головой, затем плечами. Приготовился, взял кукри за рукоять двумя руками. Как топор, подумал Соловей. Убер медленно поднял нож над головой…