Сергей Вольнов - Зона Посещения. «Никогда не сдаваться!..» [litres]

Секунды до геройской атаки юной пограничницы. Выстрелить надо раньше. Но кого из троих «щитов» выбрать?! Отжившего старика, зрелую женщину или беременную?.. Её исключить нельзя, именно она с этой стороны прикрывает мишени, так уж неудачно сложилось. А поменять позицию я не успеваю, как и найти подходящего стрелка с оружием в наличии на другой точке, взять его разум под контроль и…

Автоматический пистолет, который выхватил из кобуры и бросил мне четвёртый, отскочивший из эпицентра в мою сторону полицейский, уже летит в подставленную мной ладонь. Офицер изумлённо провожает своё оружие взглядом, в шоке не понимая, зачем бросил его через линию границы какому-то мелкоразмерному пассажиру.

Первый выстрел грохочет, когда юная спасительница, отвлекшая врага и сконцентрировавшая на себе внимание, уже в шаге от группы. Пуля, просвистев в сантиметре от её головы, вонзается в глаз беременной девушке. Я вынужден стрелять сквозь её тело, чтобы попасть террористу наверняка в голову – выродок прикрылся слишком грамотно, иначе никак не выцелить было. В том-то и дело – будь у меня выбор, я бы уж конечно другую траекторию пуле придал… Вторая и третья пули используют открывшуюся в обороне брешь, поражают ещё две мужские головы, и – кончено.

С момента, когда к троице подступили с разных сторон четверо силовиков, оттикало ровно тринадцать секунд.

В течение которых мне довелось совершить вечный выбор каждого, кто действует, а не языком мелет о моральных ценностях и высокодуховности. Убить одного-двух или дать погибнуть многим.

Развязать узел не получилось, пришлось разрубать.

На четырнадцатой секунде я, выронив пистолет, отчаянным желанием не попасться «на глаза» антисиле, выдёргиваю себя из злополучного аэровокзала. Уж-жасно надеясь, что сработал эффект внезапности и всё свершилось настолько быстро, что мелькнувший в толпе и исчезнувший мужчинка никому из окружающих особо не запомнился. Разве что охреневшим полицейским распознан, но я для него скорее всего галлюцинация на нервной почве. А пистолет просто вылетел из его руки в суматохе и валяется на полу.

Я пока не в курсе, как оно всё должно происходить в случае прямых взаимодействий с высшими силами. Возможно, зря тревожусь и распознавание меня в образе «аватара» ничем фатальным не грозит. Но лучше перебдеть, чем недо. Главное, что теперь предупреждён, а значит, вооружён знанием и готов к отпору.

Надо же, антипограничник взялся на мою голову!..

В душе мерзопакостно. Если выражаться не матерно-многоэтажно, а одним словом.

Выбор тот ещё, свои собственные руки кровью запачкать, на душу грех взять, или снять ответственность лично с себя и переложить на тех, кто теоретически потом разрулит всё… То есть поступить, как добренький.

Добренький же – не добрый. Добренькие зла приносят порой столько, что и не снилось маньякам-убийцам. Именно из них произрастают равнодушные, которые сами вроде и не поступают плохо, но с их попустительства происходит самое худшее. Как там мудро было сказано? Всё, что нужно для торжества зла, это чтобы хорошие люди ничего не делали.

Но что нужно для торжества добра? Чтобы хорошие люди делали хоть что-то. Выбирали сторону улицы, по которой пройдут дальше, и шли. Я сделал, что смог в данной ситуации. Мне себя не в чем винить, но почему… я себя чувствую распоследней гнуснейшей сволочью?..

Вернулся в своё тело, лежу пластом на первой попавшейся крыше посреди россыпи огней ночного города, даже названия которого не знал, потому что переместился «на автомате», только бы подальше от аэропорта, и готов биться головой о ближайший вентиляционный колпак, только бы вытрясти из неё застывший взгляд беременной заложницы…

Надо что-то срочно предпринять, чтобы отвлечься и унять боль! Куда я там собирался дальше? Нет, не сейчас. А где это я… Собрав остатки сил, прощупываю окрестности на предмет идентификации. И обнаруживаю, что подсознание, как ему и положено, сработало чётко, пока сознание корчится в безжалостных тисках покаяния.

Я очень мощно думал о равнодушии, которое допускало тиранов к власти и с чьего молчаливого согласия творились самые страшные преступления, устраивались масштабнейшие противостояния, порождались крайние формы разделения.

Ассоциативный ряд сработал штурманом при перемещении, меня занесло в разделённый город. Самый что ни на есть. Не в переносном, а в прямом смысле.

Граница по осевой середине улиц, через дома, через семьи, через народ, через судьбы…»

Фрегат нёсся на полном ходу вперёд. Опасно кренился, ловя ветер, но скорость не сбавлял и парусность не снижал.

За одиноким кораблём вели погоню три преследователя: бриг, корвет и шхуна. Последняя ощутимо отставала, но не потому, что меньшая площадь парусов сказывалась. Судно было сильно нагружено, и это именно за ним охотился фрегат, и уже собирался напасть и взять на абордаж, когда подоспели военный корвет и торговый бриг.

На мачтах всех троих преследователей реяли одинаковые флаги.

«Юнион-Джек» объединял их, указывая, что это британские «борты».

На флагштоке грот-мачты фрегата развевался чёрный флаг. Просто чёрный. Без белых черепа с костями, без просто скрещенных костей, без черепа со скрещенными саблями. И не красный, как бывало у пиратов поначалу и позже случалось. Впрочем, экипажу этого корабля и не требовалось заявлять о своей принадлежности к вольному морскому братству поднятием минималистичного «Весёлого Роджера». На переднем косом парусе и на верхнем фоке выцветшую белизну полотнищ нарушали чёрные рисунки.

Оскаленная акулья морда с рядами устрашающих треугольных зубьев и профиль бородатой головы пирата с трубкой во рту и повязкой-банданой на волосах.

Погоня за пиратами являлась ситуацией несколько непривычной, хотя вовсе не невозможной, бывало и такое. Но обычно всё же происходило наоборот.

А сейчас британские корабли загоняли пиратский фрегат.

Да не просто случайную посудину, а известную на всю акваторию «Чёрную Акулу». Многие суда пострадали от деяний сего разбойничьего экипажа, и слава о бывшем французском фрегате с акульей мордой на парусе разлетелась по гаваням и побережьям и даже за океан добралась. Карибские колонии приносили в королевскую казну несметные богатства, а этот дерзкий пират ухитрялся отщипнуть немаленький кус.

Однако славные времена, когда на мостике «Акулы» заправлял делами сам Капитан Блэк, остались в прошлом. Четвёртый год уж как помер старый морской волчара, и что самое обидное, не в бою, не на борту своего легендарного фрегата погиб, а на берегу, в портовой таверне.

Подавился рыбной костью, вонзившейся в горло изнутри, да так метко, что пробила важную жилу, и пират истёк кровью прямо за дубовым столом, уставленным кружками с роскошным свежим пойлом и блюдами с доброй береговой жратвой. Злая ирония смерти, наконец прибравшей к загребущим рукам бесстрашного до безрассудства разбойника, бесчисленное количество раз бросавшегося на абордаж и покрытого шрамами от колющих и режущих ударов, в том числе и на шее снаружи.