Дмитрий Силлов - Закон выживших [litres]

Между тем Берг оперся о землю здоровой рукой, поднялся на ноги, поправил автомат, висевший за спиной, и сказал:

– Пойду-ка я покурю. Подумаю, как быть дальше. Не ходите за мной.

И, покачиваясь, ушел в темноту. Никто его не остановил, правда, через несколько секунд Носов сказал:

– Погодите, он же не курит.

Богдан вздохнул.

Он догадывался, зачем Берг ушел в ночь, несмотря на слабость не оставив у костра своё оружие. АК – отличный автомат. Удобный и для стрельбы по врагам, и для траншейного боя в качестве колюще-дробящего оружия… И для того, чтобы, перевернув его, упереть ствол себе в подбородок и большим пальцем здоровой руки нажать на спусковой крючок.

В темноте приглушенно хлопнул выстрел, следом раздался звук тела, упавшего на землю. Маркус было дернулся, чтобы встать, но Анна мягко придержала его:

– Не надо. Это был его выбор. Оставь Берга на том месте, где он захотел остаться. Зона сама похоронит его.

Богдан одобрительно кивнул. Похоже, эта девушка начала понимать, что такое суровая и страшная обыденность зараженных земель, где смерть не является каким-то из ряда вон выходящим событием.

На звук выстрела к костру прибежали Заммер с Протоном. Узнав, в чем дело, ученый вновь достал свою фляжку и разлил еще по одной – помянуть зоолога. После чего Носов и Перен ушли в темноту – стеречь стоянку, а сапёр с Протоном остались ужинать. Конечно, смерть одного из членов группы – это всегда тяжело, но приема пищи не отменяет, так как голодный боец всегда рискует оказаться следующей жертвой.

– Поспать надо хоть немного, – сказал Богдан, когда с ужином было покончено.

– Согласен, – кивнул Заммер. И вытащил из рюкзака небольшой сверток, который после разворачивания превратился в специальную подстилку размером два метра на два. Богдан видел такие и раньше, Протон показывал как-то. Удобная штука. Компактная, не пропускает холод, на одну половину ложишься, другой укрываешься, обняв автомат. В случае чего, в отличие от спального мешка, не мешает мгновенно вскочить на ноги, держа оружие на изготовку.

– Как вы так можете? – возмутилась Анна. – Только что наш товарищ застрелился, лежит вон там, в темноте, а вы – спать?

– А что такого? – совершенно искренне удивился Заммер. – Это было его решение, я здесь ни при чем. Воскрешать мертвых я тоже не умею. Так что спокойной ночи.

И моментально заснул, как умеют это делать только военные, не привыкшие терять ни единой драгоценной минуты отдыха между боями и дальними переходами.

– Успокойся, – Маркус тронул Анну за локоть. – Бергу и правда было не помочь, и ты это знаешь. А нам надо отдохнуть, завтра предстоит дальний переход.

– Не смогу я заснуть, – покачала головой Анна. – Слишком много всего произошло сегодня, прям раз за разом прокручивается перед глазами каждая сцена. И кровь, кровь, кровь везде…

– А ты попробуй, – улыбнулся Маркус. – Не думал, что ты у меня такая впечатлительная.

Анна что-то ему ответила, но Богдан не слышал, что именно. Он отошел в темноту, к краю рощи – не подумать, не попереживать, нет. Просто побыть в одиночестве. Он видел, что Анна, беседуя с Маркусом, не теряла времени, одновременно расстелив на земле свою спальную подстилку и жестом показав на нее девочке-мутанту. Которая с некоторой опаской, но всё же приняла приглашение. Вот и ладушки, хоть это хорошо…

А над Зоной висела ночь. Странная, как и все ночи здесь. В воздухе, слишком сыром и спёртом для этого времени года, висела тревога. Такое бывает на Большой земле только там, где идет война. Здесь же с виду всё спокойно, но это лишь кажущееся спокойствие затаившегося хищника, готового в любую секунду броситься из засады и вонзить клыки в шею ничего не подозревающей жертвы.

Богдан вздохнул – и задумался. А правда, зачем он так рвется к этому проклятому Четвертому энергоблоку? Чтобы увидеть старые обглоданные кости и убедиться, что его друг Максим погиб? Или же просто не хватает ему на Большой земле чего-то, что можно найти только здесь, на земле, отравленной радиацией?

Позади послышались шаги, оторвавшие Богдана от размышлений. Воронова. Ей-то чего надо?

– Я пришла… извиниться, – слегка замявшись, произнесла девушка. – Ты тогда предложил помощь, а я на тебя рявкнула как последняя сука. Теперь мне как-то не по себе. Сама не понимаю, что это со мной такое, никогда ничего подобного не было. Зона влияет, что ли…

Богдан удивился про себя. Вот уж не думал, что у этой железной леди могут быть какие-то чувства, кроме холодного презрения ко всему свету и хлещущей через край ярости проснувшегося вулкана. А теперь вот стоит, то в землю посмотрит, то на поле, то обратно в землю – только бы с ним глазами не встречаться.

– Да ладно тебе, всё нормально, – сказал он. – После боя и не такое бывает.

Однако старший лейтенант не уходила. И Богдан решил ее подбодрить.

– Стреляешь ты хорошо, – сказал он.

– Если это комплимент, то спасибо, – как-то нервно усмехнулась она. – И знаешь, если честно, дело не в том, что я тогда после боя тебе сказала. Просто когда ты у меня винтовку потребовал, я вдруг что-то увидела в твоих глазах. И внутри у меня будто оборвалось. Как в книжках пишут – раз, и всё, пропала баба от одного взгляда. Не думала, что такое бывает. Только не говори сейчас ничего, иначе я тебя убью, понял? Просто молчи.

Богдан смотрел на то, как она подходит, как вздымается грудь у нее под камуфляжем, на нижнюю губу ее закушенную глядел – и чувствовал себя кроликом, которого твердо решил проглотить очень красивый, фигуристый удав, от которого как от печки пышет какой-то животной страстью…

Она и правда была горячей, будто под ее бархатистой кожей текла не кровь, а жидкий огонь. Богдан это ощутил, когда к его груди прижались два упругих полушария, а быстрые, опытные пальцы начали расстегивать на нем всё, что можно расстегнуть.

А потом он на какое-то время потерял себя, забыл, кто он, где он и зачем тут оказался. В нем будто какой-то зверь проснулся, спящий доселе и наконец взявший инициативу в свои руки.

Видимо, старший лейтенант привыкла брать мужиков так, как обычно мужчины берут женщин. Но на этот раз всё случилось по-другому. Неожиданно она ощутила на себе железные объятия мускулов, сведенных какой-то нечеловечески-каменной судорогой, – и впервые за долгие годы почувствовала себя женщиной, которую словно пластилин мнет голодный самец, дорвавшийся до нежной женской плоти. Она даже невольно вскрикнула, когда почувствовала в себе то, что раньше не вызывало в ней особого восторга – но не в этот раз. И всё время, пока длился этот древний бешеный танец двух тел, ее почему-то не оставляло ощущение, что она занимается любовью с двумя мужчинами одновременно, немыслимым образом слившихся воедино в одном теле…