Юлия Гордон-Off - Докторица

Но вернёмся в май сорок пятого. Вообще, эта вторая поездка вышла какой-то очень лёгкой и светлой, а не бегучей в состоянии взмыленной лошади, как в первые разы. Хоть Ярцев на меня обиделся, но пять комплектов аппаратов ВОМОС номера два и четыре мне на заводе сделали с тройным комплектом спиц, шайб и гаек к ним. Вот с этими пятью аппаратами я к концу четвёртого курса уже сумела представить учёному совету института семь успешно пролеченных больных и двоих проходящих лечение на разных сроках. Скажете, мало? Ну, во-первых, таких переломов не так много в общей массе. Во-вторых, больного ведь ещё уговорить нужно, дело ведь новое, не знакомое, я выгляжу не слишком мастито и внушительно, а рисковать ведь предстоит своим здоровьем. Наверно у меня бы так и осталось только двое пациентов, если бы я не полезла в военные госпиталя, где буквально вцепилась в случаи огнестрельных переломов и не обязательно обеих костей голени, а ещё и в других локациях с протяжёнными оскольчатыми повреждениями. Почти каждый случай требует своего весьма не простого подхода, с разработкой именно под этот случай схемы и плана лечения, с обязательным постоянным патронажем во время всего периода длительного лечения. Знаете, временами я чувствовала себя настоящей русской женщиной. Да, да! Той самой из поговорки: "Я - и лошадь, я и бык! Я- и баба и мужик!", которая слона на скаку остановит и хобот ему бантиком в горящей избушке завяжет... Уставала смертельно, что даже Ираида, в понимании которой Мишенька, сиречь ребёнок, есть альфа мира настоящей матери и это не подлежит сомнению и обсуждению, не пыталась меня осуждать. И не смотря на своё несогласие, помогала так, что наверно треть сделанного мной можно на её счёт записать.

В нашей отечественной традиции не знаю когда, но сложилось, что "студент-медик" - это совершенно особый и независящий от курса статус. А те, кто действительно хотят стать хирургами должны обладать здоровым нахальством и пронырливостью, без которых никто студента самостоятельно к столу не пропустит, это право нужно себе выгрызть.* В конце третьего курса я умудрилась сделать свою первую самостоятельную аппендэктомию замечательной девчушке двенадцати лет. Наташу Синюкову я наверно никогда не забуду, ведь это первый прооперированный мной больной, а мне ещё повезло, что она оказалась не только красавица, но и умница. При чём ум у оперируемого пациента? При том, что операция под местной анестезией и всю операцию мы с ней разговаривали, и она не истерила и не дёргалась, а когда нужно терпела и чётко выполняла все мои команды и рекомендации. Наложила последние швы и сама повезла каталку в палату, где в порыве даже хотела в серединке поучаствовать в перекладывании пациентки на кровать, но меня решительно оттёрла в сторону ног санитарка тётя Люся:

- Ты, б со своими костями, дохтур, лучше за ноги подержалась, а тут лучше мы сами...

И вдвоём со второй санитаркой, такой же крепкой и сбитой на традиционный счёт "...три..." подхватили девичье тельце и аккуратно уложили в постель, мне же осталось только её ноги придержать. Не описать чувство, когда назавтра неслась на отделение сделать перевязку, посмотреть живот, не появились ли вдруг перитонеальные симптомы, что очень плохо и показатель возможной операционной ошибки, нет ли признаков общей интоксикации, не кровит ли рана, не воспалились ли швы? В общем, когда на третий день увидела бережно несущую себя по коридору Наташу, старательно придерживающую рукой справа свой животик, я осознала себя хирургом и радость от своего первого вылеченного пациента. Знаете, это надо самой прочувствовать, слова здесь бессильны, как и описать чувства в душе в ответ на благодарный обожающий взгляд Наташиных распахнутых зелёных газищ, когда сняла швы и сказала, что через день домой, но с полгодика себя лучше поберечь, ведь ещё рожать и живот беречь нужно...

Другие операции уже лишены этого восхитительного флёра новизны, хотя радость при выздоровлении каждого больного - едва ли уступает счастью, о котором говорят актёры, которое дарят овации благодарного зала. А когда пошли, наконец, операции с аппаратом, пришлось вспомнить о том, что мужчины считают лучшей формой благодарности, если это касается женщины. И чтобы не скандалить каждый раз, завела себе на правую руку простое обручальное кольцо, многие их носят, хоть церковь и отделена от государства и венчаны не многие. А при любых поползновениях, сразу показываю кольцо и добавляю: "Та-а-акой ревнивый! Жуть! Всех убьёт... Сама боюсь...". Знаете, очень хорошо работает! Видимо у нормальных мужчин понимание неприкосновенности чужой территории как у большинства самцов - на рефлекторном уровне, а я и рада...

С аппаратом возник ещё один любопытный момент, как сделать в кости дырку и вставить спицу, чтобы спица в ней не болталась, да и вообще, просверлить, а потом на ощупь искать концом спицы дырку? Из задачи понятно, что сверлить нужно самой спицей. Взяла спицы, попросила заточить их концы как жало сверла, взяла коловорот и пошла в морг учиться сверлить. Зажала изо всех сил спицу в патроне и попробовала сверлить, даже не длинную трубчатую кость, а ребро, одного вскрытого кадавра. Да и чего там сверлить, ребро по структуре ближе к плоским губчатым костям вроде лопатки? Ага! Щаз-з! Одной этот фокус не даётся, спица пружинит гнётся, по кости елозит и засверливаться не хочет. Один раз спружинила и отскочила, чуть в глаз не попала острым концом. Глядевший на это со стороны пожилой патологоанатом полюбопытствовал, что это я собственно задумала и для чего спицей пытаюсь ребро испортить? Пришлось объяснять, тем более, что дядьку я знала как умного и его совет мне не помешает. Вдвоём мы с трудом сумели засверлиться в ребро. Просверлить диафиз (среднюю часть кости) не самой крепкой в организме плечевой кости у нас уже не вышло. И вообще, с коловоротом мне было не справиться чисто с позиции физической силы, но даже взрослому мужчине было не засверлить крепкую кость, к тому ещё и остриё спицы успело немного затупиться. Электрических компактных бытовых дрелей ещё не существовало, но подсказал помучившийся со мной вместе доктор. Оказывается есть ручные дрели с ручкой и зубчатой передачей вращения на патрон. И он ещё посоветовал поговорить с мастерами на предмет переделки патрона, чтобы он стал сквозным и мог зажимать спицу не за конец, а ближе в острию. А ведь нужно ещё про правила внутриоперационной асептики и антисептики не забывать. Как оказалось, заказать и сделать аппарат - это далеко не конец этой истории, а мне ещё не раз в морге тренироваться, прежде, чем я к первому больному рискну подойти.

И не стоит забывать ещё и о том, что для того, чтобы методика получила признание и рассчитывала на внедрение, я в ходе как минимум ста первых операций не имею права на ошибку, то есть вообще. Это потом, когда методику начнут осваивать уже как признанную, до десяти процентов неудач будут трактоваться как неизбежные при освоении новой методики. И не нужно путать с ситуацией, когда делаются первые операции на сердце, к примеру, и целый ряд первых неудач никого не останавливает. В моём случае и в приведённом примере есть существенная разница. В примере фактически операция вся облизана и обоснована со всех сторон, на её проведении настаивает опыт серьёзной научной школы и тернистый путь никого не останавливает и не смущает. А в моём случае имеет место личная инициатива, где доказательством и обоснованием как раз и является безусловный успех не прикрытый громкой вывеской научной школы и годами различных обоснований и исследований. К слову именно поэтому методика Илизарова так долго не покидала клинику в Кургане и отделение, где работал сам автор. Другими словами мне предстоит самым тщательным образом отбирать себе больных и вести их под самым строгим надзором, чтобы не свести на нет все старания из-за глупости и недосмотра.