Юлия Гордон-Off - Докторица

Первый, второй и третий,

Эх, вот сейчас бы на шестой...

* * *

"Ах, как хочется на Арбат!..."

Ах, как хочется на Арбат!

В переулки жёлтых огней...

Но не вырваться мне никак,

Из оков вереницы дней...

Разноцветная осень прошла,

Сессионной грозой Новый год,

И уже молодая весна,

За капелью сюда идёт...

Подари мне, старик Гиппократ!

Накрахмаленный белый халат!

Подари мне, Везалий Андрей!

Семь томов "Медицины" своей!

Подари! Подари! Лайонек!

Стетоскоп, проведу с ним свой век...

Отпусти меня, дОцент, к врачу,

А стипендию сам получу...

Я пройдусь институтским пейзажем,

Среди милых до боли стен,

Медицинская гамма адажио

Здесь звучит надо вся и всем...

Зданья главного грозный фасад,

Медицинский второй навек!

Здесь московский Нескучный сад...

Куполов негасимый свет...

Подари мне, старик Гиппократ!

Накрахмаленный белый халат!

Подари мне, Везалий Андрей!

Семь томов "Медицины" своей!

Подари! Подари! Лайонек!

Стетоскоп, проведу с ним свой век...

Отпусти меня, дОцент, к врачу,

А стипендию сам получу...

Подари мне, старик Гиппократ!

Накрахмаленный белый халат!

Подари мне, Везалий Андрей!

Семь томов "Медицины" своей!

Подари! Подари! Лайонек!

Стетоскоп, проведу с ним свой век...

Отпусти меня, дОцент, к врачу,

А стипендию сам получу...

Вообще, получился полноценный концерт, и Верочка в нём замечательно спела свою часть не имеющую никакого отношения к медицине и нашему институту. Концерт стал событием для всего института, а ведь началось почти с шутки, когда мы просто решили поздравить с днём рожденья нашего заведующего кафедрой...

А тем временем, наконец, закончилась Великая Отечественная война. Ещё когда я только приехала поступать в институт, Москва уже не была прифронтовым городом, какую я её запомнила по сорок первому и сорок второму годам, хотя бумажные поломы со стёкол никто ещё не спешил смывать. Страна уже полностью перестроилась на военные рельсы и сейчас было напряжение, но уже не было того аврала на грани срыва и шаткого положения качающихся в неизвестности весов. К концу сорок третьего тезис "о нашей неизбежной победе" звучал уже не воодушевляющим призывом, а стал озвученной непреложной истиной. Почти не звучала информация о скором открытии союзниками второго фронта, да и вообще, в отношении помощи союзников воодушевления особенного я не заметила. Помогают, да, спасибо, но только на наши деньги, за живое золото, которое мы за эту помощь платим, то есть это даже не помощь, а выгодная им торговля, так и чего особенно благодарить? Люди работают, деньги зарабатывают и не малые, не отдают нам свою последнюю рубаху, при чём здесь благодарность?

Поздней осенью, как раз, когда я родила Мишку, по едва успевшим оправиться от катастрофических поражений конца прошлой зимы и весны немцам были нанесены несколько сокрушительных ударов. Как прозвучало по радио, немцы после нашего летнего удара в центре и эпического танкового сражения были уверены, что сил на новое наступление у нас уже быть не может, и совершенно не ожидали, что последуют ещё удары на Юге, на Севере и в Прибалтике. На Юге наши войска вышли к Карпатам и вошли в Галицию. На моём бывшем фронте удары снова наносил не Ленинградский фронт, а соседи и рассекающий удар вывел наши войска к границам восточной Пруссии и дал окружить всю группировку войск в Прибалтике. А вырвавшийся из "Маркизовой лужи" Балтийский флот, в основном своими подводными силами и авиацией, фактически заблокировал всю эвакуацию и снабжение окружённых в Прибалтике войск, и гарнизон старинного прусского Кенигсберга. И если в истории Соседа к моменту выхода наших войск к столице Восточной Пруссии, там скопилась огромная масса отступающих войск и снабжения для них. То здесь в городе оказался фактически только его гарнизон и береговые силы флота, а доставлять войска морем стало слишком опасно и для деблокады переводить остатки линейных надводных сил из Атлантики и с Севера было сложно, опасно и поздно. Но заблокировав Кенигсберг наши войска освобождать Польшу не смотря на истерические визги из Лондона не рванули, а занялись укреплением своих оборонительных рубежей немного западнее наших довоенных границ. Откуда я знаю это, ведь по радио о таком не рассказывают, так это нам Смирнов рассказывал, что называется из первых рук. Из-за активности нашей авиации, которая из Крыма старательно ровняла всё в нефтедобывающих районах Румынии, в Рейхе накопился серьёзный дефицит горючего, особенно авиационного, ведь наземная техника почти вся уже была переведена на синтетический бензин.

У меня есть подозрение, что наша разведка сумела выйти на контакты не только в правительстве Финляндии, которая в январе начала переговоры, на фоне которых был произведёно стремительное и почти бескровное освобождение Карелии и Карельского перешейка, а на берег Ботнического залива высажен морской десант, который не столько рванул в сторону Хельсинки, сколько выдвинулся и занял бывшее расположение базы Ханко. К концу зимы все финские войска уже были за линией границы по договору сорокового года и не проявляли активности против наших войск, а вот весь тридцать восьмой армейский корпус немцев был выдавлен на север за широту Рованиеми. Вскоре в газетах был опубликован подписанный договор с Финляндией. По новому договору Финляндия не претендует на свою бывшую территорию севернее Рованиеми, то есть границу признали фактически по полярному кругу. Также на стационарных аэродромах в Финляндии, на которых базировалась немецкая авиация, теперь разместились два наших истребительных и один штурмовой авиаполки. Но знаково и показательно, что операция в Финляндии была названа "Ретвизан". Напомню откуда взялось на Руси это шведское слово, которое многие годы сохранялось в Балтийском флоте и последний корабль с таким названием героически воевал под командованием капитана первого ранга Шенсновича Эдуарда Николаевича в русско-японской войне и был трагически затоплен в гавани порта Артур после неудавшейся попытки прорваться во Владивосток. Но речь не про это, а про то, что это название появилось после того, как отряд охотников под командованием Петра с Меншиковым на нескольких шлюпках подкрался к стоящему на рейде Шведскому линейному кораблю и взял его на абордаж, после чего абордажники во главе с Петром привели к нам захваченный трофей. Вот именно этот корабль военного флота Швеции носил название "Ретвизан", а в память об этом событии были отчеканены памятные медали для всех участников событий с надписью: "Небывалое - бывает!". Надо полагать, символическое название с очень толстым намёком для жёлто-голубой монархии и Европы вообще своей цели достигло в том числе и до Норвежского Хокона в Лондоне. Потому, что по поводу занятия нами восточной части Норвегии вместе с Альтой и Груманта возмущались не норвежцы и шведы, а только наши заклятые друзья с британских островов. Ведь фактически официально было объявлено, что названия всех стратегических операций у нас носят фамилии великих русских полководцев. И появление такого названия для любого политика является знаковым и несущим в себе мощный информационный посыл...