Юлия Гордон-Off - Докторица

Мастер, которого мне после долгих поисков удалось найти предложил мне два разных варианта решения моих сложностей. Первый, это как и предлагал доктор сделать патрон со сквозной дыркой, а второй использовать направляющие трубки, которые надевать на спицу, чтобы она при вращении не изгибалась и не гуляла, заодно эту трубку можно использовать как направляющую при засверливании. Вообще, полна русская Земля самородками и умельцами. Мастер мне нашёл две разные ручные дрели, переделал им патроны и для того, чтобы спица была зажата не за хвостик, а в середине пришлось высверливать и переделывать почти половину всей дрели. Но в конце дядька уже проникся величием замысла и мимоходом добавил схему заточки спиц, и объяснил, что заточка как у жала сверла в моём случае не проходит и почему. Как я потом в морге проверила, мастер оказался полностью прав, так, что сделанный им корявый набросок на каком-то клочке бумаги я переделала и сделала полноценный чертёж, а вы как думали? С этими аппаратами я уже так наловчилась, что сделать грамотный полноценный чертёж для меня не сложнее, чем рецепт на ментоловую противозудную болтушку выписать...

А потом я сверлила кости в морге, рассекала в местах входа и выхода спицы, смотрела и фотографировала как это выглядит, как располагается в мягких тканях и тому подобное. Перед первой операцией я доктора, который согласился мне помочь два дня в морге мучила, пока мы не отработали наше взаимодействие до мелочей. И всё равно, первая же операция показала мне множество неучтённых раньше моментов, к счастью, выбрала вариант открытой работы в ране, что здорово облегчило многое. Операция продолжительностью всего три часа вымотала меня так, словно я пару суток шпалы вручную одна грузила. А уж как я вокруг больного потом ходила и толпу любопытных от него чуть не веником отгоняла. Но моего заведующего кафедрой просто убил момент, когда после окончания операции уже с наложенным аппаратом мы сделали рентгеновский контроль, и мне немного не понравилось, что отломки под небольшим углом встали, назавтра взяла и подкрутила гайки аппарата и на контрольном снимке через неделю уже формирующейся костной мозоли отломки стояли не под углом, а идеально. А то, что больной с переломом обеих костей голени пусть с костылями, но ходит уже через два дня после операции и я, как его лечащий врач его за это не ругаю, а хвалю, рушило все его представления о травматологии. На словах и в воспоминаниях это всё очень легко и просто. На самом деле все сложности и неожиданности не возьмусь описывать. Ну, чего например, стоит заявление больного, что мы его обманываем про перелом, что на самом деле нет перелома, ведь он на ногу даже наступать может, и приходится больному объяснять, что и как, а у него образование три класса и полтора коридора...

Ещё один аспект, с которым пришлось столкнуться, это обеспечение операции. В те годы самой распространённой формой наркоза был эфирный. Закись азота или "веселящий газ" только внедрялась и внедрялась тяжело из-за того, что у неё, как и у эфира была выраженная и длительная фаза моторного возбуждения, то есть при вводе и при выводе больного из наркоза минуту и больше у больного начинается двигательная активность, то есть его фактически ловить нужно и держать, чтобы он со стола не упал и не покалечил себя. Сами понимаете, что такой вариант наркоза при филигранной работе с костями меня устроить не мог. И второе, эти операции часто затягиваются по времени, а длительный эфирный наркоз весьма чреват осложнениями вплоть до летального исхода. Ещё на четвёртом курсе я подбила своего однокурсника Славика Быкова на тему аппарата типа РО-шесть, из памяти Соседа. Славик - умница, не подвёл и не просто сделал аппарат, а подвёл под него могучую теоретическую базу с классификацией вариантов ингаляционного наркоза, обоснование необходимости интубации трахеи и ещё множество важных вопросов, о которых никто тогда даже не задумывался. А Серёжу Ищенко подбила на исследование темы перидуральной анестезии. Таких тоненьких катетеров, как я помнила из воспоминаний Соседа, но Сергей сумел найти им замену из появившегося после войны пластика. Славик, ой, извините, Станислав Михайлович Быков через много лет заматерел, стал профессором, доктором наук, создал и возглавил сначала курс, а потом первую в СССР кафедру анестезиологии и реаниматологии. А вот Сергей оказался никудышным политиком и хоть сумел блестяще защититься, но из столицы его выжили, но я лично не жалею, потому, что такой великолепный доктор позже приехал ко мне и я нарадоваться этому не могла...

В результате всей этой суеты, в декабре тысяча девятьсот сорок шестого года решением учёного совета института мне обязательная интернатура была заменена на двухгодичную аспирантуру, в срок которой засчитали полгода моего выпускного курса. К слову, к этому моменту мной уже было оформлено больше двадцати изобретений, не считая рацпредложений, а мой научный руководитель - профессор кафедры травматологии велел мне писать не диссертацию, а руководство по практическому применению метода лечения и применения в клинической практике аппаратов ВОМОС, что утвердил учёный совет. Вот это был кошмар кошмарный, по-другому не скажешь. Ведь сначала нужно написать хорошим почерком, потом сдать на печать машинистке, потом вычитать ошибки, где нужно перепечатать, сверить, завизировать везде, где положено, переплести и только после этого представить в учёный совет. Пройти публичную защиту и только после этого будет наложена окончательная резолюция. А тут ещё и рисованные иллюстрации, которые почему-то потребовали вместо фотографий в самый последний момент. И чтобы я с этим делала, если бы эту часть работы не взяла на себя Маша, я даже представить не могу. В конце этой работы мы обе уже от хронического недосыпа ходили как зомби, при этом Маша заканчивала медицинское училище, а мне нужно было ходить на работу и вести своих больных, которые продолжали лечиться, ведь к моменту выхода работы мне приказали иметь опыт лечения не меньше ста двадцати больных, правда, считая не только поражения голени, а все случаи применения мной аппарата ВОМОС. К счастью, к этому времени у меня уже была полная линейка аппаратов от первого до пятого номера (это размеры, которые после расчетов Ярцева удалось свести в пять групп и для каждой определить стандарты и параметры использования, молодец Мишка, хоть и обидчивый) и каждого номера у меня было по десять комплектов. Вы бы видели, когда я получала на станции этот глухо грюкающий металлом неподъёмный ящик. Мне, как это у меня повелось (Тьфу, тьфу, тьфу!), здорово помогла случайность. Во время одного приезда узнала, что сильно поломался сын заместителя директора завода. Я сумела попасть в заводскую медсанчасть, где мальчишка проходил лечение, и когда его лечащие врачи узнали, что "ненормальная москвичка" (это про меня, кто не понял) готова парня с оскольчатым переломом обеих костей голени взять на лечение в Москву, они, разве что не с оркестром, меня провожали. Вот этот Ося - любитель быстрой езды на мотоцикле и сын заместителя директора завода дважды стал моим пациентом. Первый раз, когда я успешно вылечила его перелом, а второй раз, когда через четыре года у него обнаружилось укорочение повреждённой конечности из-за того, что при переломе пострадала ростковая зона диафиза большеберцовой кости. В течение полутора лет он у меня на отделении находился на курсе удлинения конечности...