Олег Горос - А утром пришел Фо… [litres]

У изголовья кровати стоял журнальный столик с ночником, а у дальней стены трельяж, уставленный какими-то женскими безделушками. Подойдя к нему, я опешил от неожиданности. С зеркала сквозь толстый слой пыли на меня смотрел с трудом узнаваемый человек: лицо осунулось, глаза и щеки впали, под глазами набухли темные мешки. И это не считая многочисленных кровоподтеков и ссадин. Во что же меня превратили эти кошмары… Я провел пальцем по гладкой поверхности зеркала, оставляя в пыли прозрачную дорожку.

Взглянул на флакончики духов, губные помады, пудреницы… Все выглядело так, словно хозяйка решила ненадолго отлучиться, а оказалось, что навсегда. По всей видимости, катастрофа нагрянула так внезапно, что люди попросту не успели собрать вещи. Просто исчезли, и все. Интересно, на них тоже, как и на нас, напали монстры? Не похоже, если учесть, какой погром оставляют после себя чудовища. Я невольно вспомнил недавние события в караулке: черные чешуйчатые твари, кровь товарищей… И тут же накатила жуть, я аж зажмурился, словно этим мог прогнать кошмарное видение. А когда распахнул глаза, остолбенел. Из зеркала на меня пялилось залитое кровью лицо мертвеца: волосы спутаны, один глаз вытек, на его месте – кровавый сгусток с копошащимися в нем червями, а второй смотрел прямо на меня – мутный и безжизненный. Опухшие, потрескавшиеся губы дрогнули. Я не слышал голоса, но по губам прочел: «Фо-о-о… бли-и-изко-о-о…»

Я отпрянул от зеркала, чуть не разбив его. Рядом тут же очутился встревоженный Трошников.

– Что? Что случилось? – воскликнул он, с опаской глядя по сторонам.

– Там… – проговорил я, дрожащим пальцем указав на зеркало.

Трошников взглянул туда и, не увидев ничего подозрительного, снова повернулся ко мне, схватил меня за плечи, встряхнул:

– Ну, Зверек? Чего?

– Зеркало!

Антон подошел к трельяжу, осмотрел, даже заглянул за него.

– Зеркало как зеркало. Тут нет ничего. Сам посмотри.

Он повернул меня к трельяжу, я медленно поднял глаза. В тусклом от слоя пыли зеркале снова было мое собственное отражение.

– Ну что я могу сказать, – деловито заключил Трошников, усаживаясь на диван, когда мы снова спустились в гостиную. – Дом как дом. Ничего необычного.

– Ничего необычного… – передразнил его я. – За исключением всякой чертовщины.

– Это, мой друг и соратник Зверек, не необычное. Просто тебе нервную систему лечить надо. Вот как выберемся отсюда, нас наверняка сразу дембельнут: меня – за проявленное мужество, тебя – по состоянию здоровья. Ну а как окажемся на гражданке, определим тебя в специальное учреждение для душевнобольных…

– Да пошел ты!

Меня все еще трясло. Я нервно прохаживался по гостиной. Неужели Антоха прав и я действительно двинулся по фазе? Он ведь не встречает всяких там мертвых собак и ожившие тряпки, не видит фантастические города, отражения трупов в зеркалах и не гоняется за фантомами… Я со злости ударил кулаком по какой-то двери, и та, скрипнув, приоткрылась.

– Антоха, гляди, чуланчик! – воскликнул я. – Что-то раньше я этой двери не замечал. Кстати, здесь мы еще не смотрели!

За дверцей царил мрак. Я нащупал выключатель, и под потолком зажглась тусклая лампочка, осветив небольшую комнату. Я ахнул:

– Вот это да!

Это оказался вовсе не чулан, а кабинет размером четыре на четыре, без окон. Вдоль стен от пола до потолка тянулись стеллажи книг, которых хватило бы на небольшую библиотеку. Я медленно прошел вдоль книжных рядов, бегло читая названия. Перед глазами проплывали многотомные энциклопедии и труды каких-то незнакомых мне авторов. Некоторые книги оказались настолько толстыми, что их корешок не уместился бы в ладони. Я отметил, что все эти книги в основном по медицине, психологии, философии, этнографии, теологии, хотя попадались и художественные произведения.

– Да тут, видать, не военный жил, а какой-нибудь доктор наук, не иначе, – сказал я, проводя рукой по пузатым пыльным книжным корешкам. – Не Петрович же все это читает!

Сама эта мысль показалась мне абсурдной. Как-то не вязались эти тома с длинными и заумными названиями с образом грубого мужика в армейской грязной куртке и резиновых сапогах.

В дальнем углу стоял стол, заваленный беспорядочно разбросанными тетрадями, распахнутыми книгами, блокнотами, какими-то исписанными листками, карандашами и ручками. Все выглядело так, словно работавший здесь человек ненадолго вышел. В центре стола лежала огромная раскрытая книга. Некоторые места в ней оказались небрежно подчеркнуты карандашом. Я надавил пальцем кнопку настольной лампы, склонился над книгой и прочел одну из подведенных строк: «…Здесь тобой сотворенное способно растерзать тебя, во всей подробности жутких твоих чувств при этом…»

– Зверек, ты здесь? – В дверном проеме появился Трошников. – Чего нашел?

Он посмотрел по сторонам и равнодушно вздохнул:

– А, всего лишь книжки…

– Похоже на рабочий кабинет, – сказал я. – Может, мы тут найдем хоть какие-то ответы.

– Что ж, давай поглядим.

И Антон, подойдя к столу, принялся бесцеремонно рыться в тетрадях и бумагах.

– Ты поосторожнее, а то Петрович догадается, что мы тут были. Вдруг это его?

Однако Трошников, игнорируя мои предупреждения, продолжал раскрывать тетрадь за тетрадью и не заслуживающие, на его взгляд, внимания просто отбрасывал в сторону.

– Плевать я хотел на Петровича, – заявил он. – Если тут есть что-то такое, чего он от нас скрыл, это его личные проблемы. Мы же имеем право знать!

Трошников уселся на резной с высокой спинкой стул, положил на колени пачку с тетрадями и принялся по одной пролистывать их, небрежно швыряя просмотренные обратно на стол.

– Гляди, тут какие-то выписки, – сказал он, раскрыв очередную тетрадь. – Вот послушай: «О, сын благородной семьи, какие бы устрашающие видения ни возникли в бард о абсолютной сути, не забывай слова, что я скажу тебе; иди вперед, храня в сердце их смысл; именно в них – тайная суть познания: „Когда меня осеняет бардо абсолютной сути, я отрину все мысли, полные страха и ужаса, я пойму – все, что предо мной возникает, есть проявление моего сознания, я узнаю, что таков вид бардо, сейчас, в этот решающий миг, не устрашусь мирных и гневных ликов – моих же проявлений” Иди вперед, произнося эти слова отчетливо и ясно, и помни их смысл. Не забывай их, ибо в этом тайная суть: уверенно познать, что все, возникающее сейчас, даже если оно пугает, есть твое отражение…» – Антон бросил тетрадку. – По-моему, какая-то ахинея.

– Все, возникающее сейчас, даже если оно пугает, есть твое отражение, – задумчиво повторил я. – Хм, знакомые слова!

Я подобрал тетрадь. Почерк был мелкий и корявый, буквы словно плясали и читались с трудом. Мне пришлось низко склониться над лампой, чтобы разобрать еще несколько строк: «…Если ты этого не познаешь, ты устрашишься их, устремишься прочь и придешь к новым страданиям. Если ты этого не познаешь, ты увидишь во всех пьющих кровь божествах Владык Смерти и устрашишься их. Ты почувствуешь себя испуганным, растерянным и слабым. Твои собственные проявления обратятся в демонов, и ты будешь блуждать в Сансаре. Но если ты не испытаешь ни влечения, ни страха, – ты не будешь блуждать в Сансаре…»