Дэвид Эннендэйл - Грешные и проклятые

Моя жертва, кряхтя, что-то напевала, и этот мотив действовал на меня усыпляюще. Они все напевали это – какую-то пастушескую песенку с их родного мира. Все они были крестьяне или дети крестьян. Даже не знаю, почему кто-то решил, что из них могут выйти хорошие солдаты.

Хороший солдат должен быть быстрым и жестким, и обладать привычкой к насилию. Я думаю, что лучшие солдаты получаются из жителей городов-ульев. В темных туннелях и узких улицах вырастают жестокие бойцы. Но крестьяне обладают определенным деревенским прагматизмом, хотя он не всегда очевиден. Те и другие одинаково хорошо умирают. В конце концов, в этом и состоит их предназначение – умереть за Бога-Императора. Стать стеной плоти и благочестия, окружая Его владения и отгоняя тьму долгой ночи. Это и мое предназначение тоже, и оно воистину славно.

Умереть во имя Его – разве есть большее счастье для человека, я спрашиваю вас?

Если только убивать во имя Его.

Снаружи грохотали пушки. Их и наши. Словно бьющиеся сердца сражавшихся гигантов. Я подумал, когда же противник наконец устанет от этой игры. Когда же он начнет наступать прямо под огонь наших орудий. Или он ждет чего-то еще?

Именно об этом я начал размышлять где-то глубоко в лабиринтах своей паранойи. То, на что я наткнулся, отнюдь не было ни с чем не связанной случайностью, но являлось частью некоего крупномасштабного вражеского плана. Явных доказательств этого не было, кроме того, что я это чувствовал, но комиссар должен доверять своим инстинктам. А мои инстинкты просто кричали, предупреждая меня, что этот заговор имеет более глубокие корни, чем я думал.

В конце концов, поэтому я решил начать свои эксперименты.

Мне нужно было понять их. Узнать о них всё. Тот солдат в туалете был лишь первым.

Я подождал, пока он закончит. Когда он вздохнул и начал вставать, надевая штаны, я бросился на него. Я был вооружен штыком – тем, который я забрал себе в коллекцию. Это был отличный клинок – легкий, острый. Он выполнил свою задачу с похвальной эффективностью. Я вскрыл его от паха до глотки, как я вскрывал птиц в детстве. Хотя по виду и не скажешь, но человеческое тело, в сущности, мешок с водой, кислотами, желчью и кровью. И все это выливается, если резать достаточно глубоко. И чтобы не перепачкаться в этом, надо быть ловким, особенно в замкнутом пространстве. К счастью, я знал эти тонкости.

Он рухнул с испуганным стоном, прозвучавшим почти как вздох. Словно он не мог поверить в происходящее. Да и многие ли ожидают умереть в туалете?

Я держал его за подбородок, пока он истекал кровью, как свинья на бойне. Я смотрел, как его глаза становятся из синих карими, когда он умер. Я заметил, сколько времени это заняло. Несколько секунд. Я вытер штык о его рукав и, обыскав труп, обнаружил обычный хлам, большую часть которого взял с собой. Позже я намеревался рассмотреть его вещи подробнее, узнать, не хранят ли они каких-либо тайн.

Однако до этого так и не дошло.

Потом я был слишком занят. Выскользнуть из туалета незаметно было очень просто, никто не обратил внимания. Когда стреляли пушки, все смотрели в сторону врага.

Так же удачно все было и во второй раз, и в третий. В обоих случаях я выслеживал своих жертв часами и заставал их в одиночестве, всегда так, чтобы их смерть совпадала со временем обстрела. В обоих случаях их глаза изменялись. У третьей жертвы я попытался вырезать глаза до того, как они изменились, но окровавленные глазные яблоки стали коричневыми в моих руках. После этого я решил провести новый эксперимент. Мне нужно было допросить одного из них.

Но я знал, что для этого мне потребуется уединение.

- Разведка? – спросил полковник, глядя на меня своим немигающим красным глазом. Командирский бункер, как всегда, был полон паразитов в форме. За недели своих наблюдений я привык презирать их. Незаметно наблюдая за ними, я видел тысячи нарушений дисциплины, и малых, и больших. Я знал, что все они мрази и подонки до последнего. Я уже начал желать, чтобы горячий дождь скорее затопил траншеи и все живое в них. Все больше я приходил к заключению, что полк уже не спасти.

Как я сказал, новый эксперимент я решил провести после третьей жертвы. Она была сержантом. Я думал – надеялся – что эта зараза, проклятие, как ее ни назови, не затронет офицеров, кроме, возможно, капитана. Но моя надежда была тщетной. Зараза распространялась. Повсюду я видел синие глаза. В столовой, в убежищах. В дожде.

Спустя несколько дней после третьего убийства, я понял, что грохот пушек выявляет их. В моменты затишья они хорошо прятались. Но как только начинали стрелять пушки, мне легко было обнаруживать их. Отчасти я подозревал, что это может быть некий сигнал, возможно, в схеме ведения огня, или, вероятно, это звук заставляет их проявляться. Как бы то ни было, я сформулировал новый план. Он требовал большой храбрости и хладнокровия, а этими качествами я обладаю в избытке. И снова я не хвастаюсь, ибо без них невозможно быть комиссаром.

- Мы в тупиковой ситуации, - сказал я, оглядывая собравшихся в бункере. – Если мы не можем наступать без приказа, то как минимум мы могли бы попытаться более точно выяснить положение позиций противника. Найти потенциально слабое место в его обороне – на всякий случай.

- Вы настолько заскучали, комиссар? – спросил он. Но я уже знал, что он согласится. Он считал это умным решением, хотя и не понимал моих истинных мотивов. Разведкой часто пренебрегают во многих кампаниях. Слишком многие командиры полагаются на грубую силу, чтобы добиться победы. Нанести удар по врагу – это хорошо. Но еще лучше нанести удар в то место, где он причинит врагу наибольший ущерб – и в наиболее подходящее время.

- Честно говоря, да, - ответил я. Среди офицеров послышались смешки. – Так как я не могу исполнять свой долг как раньше, то буду исполнять его иным образом. Я намереваюсь выйти на ничейную землю между нашими позициями и противником, и посмотреть, что там.

- Один? – спросил капитан. Некоторое время он вел себя тихо. Я знал, что он следит за мной, но также я знал, что его шпионы в полку не сообщают ему обо мне ничего. Они считали меня дураком – тупым и лишенным воображения. Они не могли представить, чтобы я снял знаки своей власти, чтобы охотиться за своими жертвами. По крайней мере, я надеялся на это.

- Желательно не один. Но я пойму, если никто не захочет пойти.

Снова смешки. Капитан нахмурился и посмотрел на своих товарищей. Полковник тоже, хотя, вероятно, по другим причинам. Следующий момент был самым опасным, и я вздохнул, прежде чем продолжать.

- Так как я вне цепи командования, это заявление с моей стороны лишь формальность. В любом случае я намереваюсь отправиться на разведку, так как считаю это аспектом своего долга. Я буду оберегать полк так или иначе.