Дэвид Эннендэйл - Грешные и проклятые

- Теоретически должен, - сказала Юки, вскрывая устройство. Мастерскую наполнил едкий запах щелочных химикалий. – Хотя это устройство испорчено. Его глазное яблоко серьезно повреждено электрическим разрядом. Органический компонент лопнул здесь, - один из ее металлических пальцев разделился надвое, образовав пинцет, которым она сняла кусок молочно-белого вещества с глазного яблока.

Тут же в моей памяти возникла картина закатившихся страшных глаз Вернид.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь сохранить непринужденный вид.

- В этом устройстве сохранилась информация о том, сколько людей пользовались этой дверью за последние несколько дней? Или кто использовал ее?

- На первый вопрос ответ утвердительный, - сказала Юки, почесывая неаугментированную часть руки. – Данные по числу использований все еще в нем. На второй вопрос ответ, более вероятно, отрицательный. Сейчас посмотрим.

Я ждала, изо всех сил стараясь казаться лишь слегка заинтересованной, и поправляла форму, когда казалось, что я смотрю на работу Юки слишком долго.

- Похоже, что дверь открывали дважды за последний суточный цикл. Но данные о том, кто ее открывал, недоступны.

Это, конечно, была я. И, вероятно, тот, кто официально нашел труп Вернид.

- А перед этим?

- Ничего. По внутреннему вычислительному устройству последний раз дверь открывали четыре дня назад.

Я почувствовала, как у меня сдавило горло, и с трудом выдохнула. Время не совпадало. Вернид умерла две ночи назад. Я готова была поставить на это мой старый жетон медика.

- Ты уверена, Юки?

- Эта часть оптического устройства аналоговая, - сказала она, в ее голосе была стальная уверенность.

- Ясно. Я спрашиваю лишь потому, что сержант Вернид была моим другом. Я не хочу, чтобы люди подумали, что я превышаю здесь свои полномочия.

- Это не относится к моей работе. Я лишь хочу починить и установить обратно это устройство. Я никогда не рассказываю о наших разговорах другим. Скорее всего их сочли бы отвлекающими от работы и контрпродуктивными.

- Юки?

- Да, Лина Вендерсен?

- Ты ничего не слышала о присутствии агентов Ассассинорум в нашей боевой группе?

- Не слышала, - она на мгновение прищурила глаза, и инфокабель на ее спине издал визжащий шум. Спустя секунду, она пожала плечами. – Как я и думала. В записях, доступных рангу технопровидца, нет сведений по этому вопросу.

Я благодарно кивнула ей, и она слегка склонила голову в очень человеческом жесте соучастия.

Благослови тебя Император, Юки Бета-Дара. Пусть твои металлические пальцы не знают безделья.

Позже в тот день я все-таки решила снова надеть свое савларское обмундирование и поговорить с ребятами из 270-го. Они были единственными людьми, способными понять, что мне приходится переживать, и дать некоторое представление насчет того, действительно ли на мне какое-то проклятье, из-за которого ночные часы суточного цикла превращаются для меня в кошмар наяву.

К этой теме следовало подходить очень осторожно, если я хотела сохранить свое положение альфа-хищника в этой стае подонков. Но если и им приходится терпеть нечто подобное, это будет по ним заметно. Судя по моему отражению в зеркале, признаки этого будут вполне очевидны – например, большие темные круги под глазами. После долгой бессонницы я выглядела так, словно очень точный кулачный боец пару раз врезал мне по лицу. Моя лодыжка все еще болела; должно быть, я сама оцарапала себя ночью, возможно, в попытке отогнать воображаемого врага. Мои волосы были спутаны и начали сваливаться, но у меня не было времени нормально причесаться. Этим можно будет заняться потом. Сейчас у меня были куда более важные дела.

Например, попытаться выяснить, что же, пропади оно в варпе, убивает савларцев из 270-го.

Вечером у меня была назначена встреча с Бульвадтом, и мне совсем не хотелось опаздывать. Но у меня было время посетить хотя бы одного из савларцев. Из двух еще оставшихся в живых участников покушения на Торн я выбрала Дойла. Грёте, скорее всего, где-то гуляет и пытается поджечь что-нибудь, а Дойл, будучи наиболее тихим из шайки и чем-то вроде интроверта, вероятно, отдыхает на своей койке. Хотя когда было необходимо, он мог драться, словно загнанный в угол волк, в моем присутствии он всегда чувствовал себя явно неловко, и, используя правильные методы убеждения, можно будет выяснить у него то, что мне нужно знать. Неспешной савларской походкой я направилась в отсек, где размещались солдаты 270-го, как раз перед вечерней службой.

Как полевой командир, я не была обязана посещать молитвенные собрания отца Гефсема – достаточно было обеспечить Экклезиархии возможность промывания мозгов имперской пастве в полном объеме. Савларские солдаты по части прославления Имперского Культа ничуть не лучше, чем в плане дисциплины. Дойл, скорее всего, тоже не посещал церковные службы, а пытался в это время как-то развлечься, тогда как более благочестивые солдаты пели хвалебные гимны Императору в нижних отсеках.

В этот раз не было необходимости связываться с дверной оптикой. Колпиус Дойл был всего лишь рядовым, а как скажет вам любой ветеран Астра Милитарум, рядовым уединение не положено. Двери в их каюты достаточно тяжелые – в конце концов, это космический корабль – но они не запираются. Вы можете открыть дверь когда угодно, хотя в любом случае не мешает постучаться.

И я постучалась в дверь Дойла. Вежливо, но громко. Никто не ответил. В воздухе ощущался странный запах, как будто что-то горело.

Я постучалась снова, потом попыталась открыть дверь.

Странный запах стал сильнее. Я почувствовала, как желчь поднимается у меня в горле, стиснула зубы, рванула ручку вверх и резко толкнула дверь.

От зрелища, открывшегося передо мной, меня едва не стошнило. Проглотив комок горячей рвоты, я, шатаясь, вошла в каюту и закрыла дверь за собой. Сняв с лазгана штык, я заклинила им ручку двери, чтобы ее никто не открыл. Мне предстоял еще один кошмар, и я не хотела, чтобы кто-то заглядывал мне через плечо.

Дойл был там. Он стоял на коленях посреди каюты, в луже запекающейся крови и розовато-красных комков плоти. У его головы не было верхней части – череп был вскрыт, как яйцо. Кровь и мозг заляпали пористые плитки фальшпотолка. Подняв взгляд, я увидела, как капля крови с тихим хлюпаньем упала с потолка на пол. Подбородок Дойла упирался в дуло его лазгана, поддерживавшего останки его головы, не давая обмякшему телу упасть. Дойл застыл на коленях, словно в молитве, его палец до сих пор был на спусковом крючке лазгана.

Каюту наполняло зловоние горелой плоти. Оно было таким густым, что у меня снова к горлу подкатила тошнота, и я с трудом подавила ее. Дойл сам покончил с собой – и не так давно. Быстро приложив палец к тыльной стороне его руки, я подтвердила свои подозрения: тело было еще теплым, и его не успело охватить трупное окоченение.