Катэр Вэй - Меня зовут Ворн [publisher: ИДДК]

Видимо, ритуал пошел не по плану, и это заметно сбило настрой «Длинного».

– Гуард Великий! – недовольно «каркнул» шаман, обращаясь к вождю.

Лицо правителя вытянулось подобно лошадиной морде, а брови вздернулись в удивлении. «Невеста» выглядела не менее ошарашенной. Она с немой мольбой во взгляде уставилась на отца. Вождь хотел что-то сказать, но поперхнулся воздухом. Раскрасневшись от кашля, наконец-то выдавил:

– На то воля предка. Да будет так.

«Невеста» скисла прямо на глазах. Что это означало, Калин не знал, но видя реакцию своих пленителей, надеялся, что эта случайность сыграла ему на руку. Дальнейшие действия разворачивались уже в «кресле». Оголив торс, Калин улегся на ритуальное ложе. Вокруг него суетился «Длинный», готовя рабочий инструмент для нанесения тату и окуривая тело мальчика дымом, остро пахнущим дурман травой, которую курила бабка Взора. От запаха разум Калина поплыл. На душе стало спокойно, хорошо, и накатило полное безразличие к происходящему. Тело словно качало на мягких волнах, слышалось пение птиц и шелест воды.

Взяв длинную палочку с плотно привязанной на конце костяной иглой, шаман макнул кончик в склянку и споро заработал молоточком, выстукивая «осьминога» на груди Калина. Потекла кровь. Она собиралась в вырезанные в кресле желобки и стекала в емкость, прикрепленную снизу. От болевых ощущений дурман-трава не помогла. Чувствительность не притупилась, а скорее даже увеличилась в разы. Как только нанесение тату началось, поющие в голове Калина пичуги резко упорхнули, а на их место явились разукрашенные, как меченые, черти, воющие ритуальную мантру и жалящие его раскаленными добела острыми скорпионьими хвостами в грудь. От этих уколов огонь расходился по всему телу, и чувство было, будто вены вместо крови набираются раскаленным свинцом. Сцепив зубы, Калин метался в бреду, весь покрытый испариной. Кошмар сменялся кошмаром, боль нарастала, поглощая разум.

– Он не выдержит, отец, – злорадно усмехнулась Тарна. – Или заорет сейчас, или сдохнет, что, в принципе, одно и то же, – оскалилась она хищно, словно уже собиралась отобедать.

– Умолкни. Лучше молись, что бы он заорал.

Лексий уже сам был не рад своему желанию завладеть волшебным оружием. Гурд Великий – это именно тот, кто сверг правление далеких предков, передав власть воинам. Это с него началась иерархия меченых, это он подмял под себя все остальные кланы людоедов и диктовал свои условия. Бесстрашный, отчаянный, породивший столько легенд своими поступками, он благоволил себе подобным. Необязательно отмеченный Гурдом станет правителем, необязательно он устроит переворот и завоюет все, до чего сможет дойти, но… ожидать подобного от носителя гурдовой отметины можно вполне. Все правители опасались тех, на кого указал Гурд Великий, потому что история говорила сама за себя. Лексий вновь погряз в былых воспоминаниях. Очень давно, когда он, будучи юнцом, проходил подобный обряд, его тоже выбрал Гурд Великий, и вот теперь он, Лексий, самый младший сын, которому по идее не суждено было подняться выше главнокомандующего при самом лучшем варианте, сидит на троне власти.

Лексий посмотрел на яркую пурпурную краску, растекающуюся по груди мальчишки, смешавшуюся с его кровью, и передернул плечами. Это единственный узор, который наносили не черной краской, как обычно, а пурпурной. Вещество это добывали из органа пустынного монстра и смешивали с соком священного дерева. Хранилось оно годами, потому что использовалось крайне редко. Дерево жизни. Дерево предков. Лексий нахмурился, узрев представшую перед глазами картину священного сада. «Дерево заключения договоров», как его называли жители Стекляшки. Росло оно на нейтральной территории, в священном месте, где спокойно могли встретиться хуман с меченым без опасения за свою жизнь. Ствол того дерева настолько велик, что обхватить его могли только пятеро, взявшись за руки. Крона его так широка, что может поместить в своей тени все племя Ковчега и даже больше. А сок словно кровь, вязкий и такой же алый, обладал чудесными свойствами исцеления ран, но всегда оставлял свой след в том месте, на котором применялся. Откуда появился тот сад, никто не знает, но мудрейшие Господа говорят, что это наследие далеких предков, один из оставшихся даров первого мира. Они тщательно следят за сохранностью каждого растения в нем, всегда посещают это место и подолгу говорят с Хранителями.

Хранителем назначается избранный при обряде взросления, без разницы, какого до этого ты был племени. Став Хранителем, ты уже не меченый и не хуман, ты избран следить за священным садом. Лексий вспомнил, как подслушал разговор своего отца с шаманом о том, чтобы тот попросил предков выбрать его младшего сына в Хранители. Идя на обряд становления, Лексий был уверен, что шаман выполнил просьбу, и теперь ему придется всю жизнь сидеть на одном месте, возиться в земле, позабыв вкус сражений и крови. И женщины… он никогда не познает ее тело, потому что Хранители полностью отдавали себя только саду. Они должны быть чисты, как дети. Было очень грустно, и он намеревался ослушаться, сбежав из Стекляшки. Лексий собирался самостоятельно пересечь опасные чистые земли в поисках другой пустоши. Он слышал, что их много, и надеялся найти хоть одну. Этот поступок – натуральное безумие, потому что всяк и каждый знал – в зеленых землях жители пустоши долго не живут. Но… лучше смерть, чем такая жизнь – так думал тогда юный паренек перед своим обрядом становления. Предки всезнающи, предки все слышат и даже мысли. Видимо его услышал Гурд Великий и пометил своим знаком непокорного искателя приключений. Отец тогда пришел в ярость на шамана, и вскоре тот скончался, свернув шею на ступенях.

«Несчастный случай, – сказал тогда отец, разглядывая на своем блюде мясо прежнего шамана, – все во власти предков», – ухмыльнувшись, произнес он, словно с издевкой.

– Все во власти предков… – лишь губами беззвучно произнес Лексий.

В течение нескольких лет погибли три его брата в набегах на хуман, четвертого задрал глот – совершенно нелепая смерть, а отец скончался от простого кашля.

«Все во власти предков, и наша жизнь тоже, Лексий», – шептал он тогда на смертном одре, харкая кровью, и не было в тех словах больше издевки, лишь сожаление и страх перед переходом в иной мир. После кончины родителя двое оставшихся братьев возжелали избавиться от младшего, но просчитались. Лексий оказался быстрее, сильнее и хитрее их. Таким образом отвоевав себе трон, он лишился всей своей семьи.

И вновь мысли стареющего правителя Ковчега вернулись к его собственному обряду. Как пережил ту боль нанесения первого узора, он и сам не знает, но стоило лишь раз вскрикнуть, как его тут же принесли бы в жертву Гурду Великому, как недостойного носить его знак. Впоследствии этих узоров на тело правителя нанесено было великое множество, но черного цвета знаки несравнимы по болевым ощущениям с пурпурным. Редко Гурд указывал на юношу при обряде, но еще реже оставалось выживших после него. Тот день Лексию не забыть никогда при всем своем желании.