Мария Галина - Избранные произведения в одном томе

На самом деле в пути очень одиноко.

Несколько раз нас обогнали горячие всадники на горячих конях. Кони гнедые, шкура блестит, проскачет такой по дороге, только пыль оседает, а его уж и не видать. Несколько раз обгоняли господа в каретах. И телеги, ежели честно, тоже обгоняли.

Чего уж там!

Фрр! — карета пронеслась, с нас с Салли ветром аж чуть шляпы не посдувало. Пара лошадей черных, лоснящихся, кучер на запятках важный такой. А сама карета, только я и успел заметить, золотом отделана и вся в гербах. Только я успел ее взглядом проводить, смотрю, кучер поводья натянул, остановилась карета. Только пыль под колесами змеится. Кружевная занавеска чуть отодвигается, и блестит из-за нее чей-то черный глаз.

Потом дверца приоткрылась, и на ступеньку выпорхнул башмачок — пряжка-бабочка. И белая ручка подол платья бархатного приподнимает, чтобы удобней было спускаться, значит. Так что я вижу, башмачок этот сидит на маленькой белой ножке в кружевном чулке.

— Что же ты, мужлан, — говорит чей-то нежный голос, — помоги мне спуститься!

Я с Салли спрыгнул, подскочил, локоть ей подставил, — она оперлась своей крохотной ручкой, пальцы у нее маленькие, розовые, точно виноградинки, но цепкие. Спустилась. Стоит, меня разглядывает.

— Ты чей будешь, мужик?

— Ничей, сударыня, — говорю, — сам по себе.

— А я думала, — говорит она несколько разочарованно, — что ты мой лесничий. Потому как еду я осматривать свои владения.

— Ты, дурак, голову-то наклони, — советует кучер, — это новая хозяйка твоя, господину нашему молодая жена.

Я поклонился пониже, однако говорю:

— Ты уж прости меня, сударыня, дурака, только твой господин мне не господин. Не местные мы с Салли. Странствую я, удачи ищу.

— Как знать, — говорит она, а сама глазами блестит, — может, твоя удача рядом ходит. Хочу я на волшебный источник посмотреть, говорят, он тут где-то в лесу бьет прямо из земли, и цветы вокруг него с мельничные колеса… Проводишь к источнику, получишь золотой.

— Ничего я про сие чудо не слыхал, госпожа моя, — говорю, — правда, родом я не из этих мест.

— А если омыться в источнике том, — продолжает она, — или хотя бы лицо умыть, то удача от тебя никогда не отступится и во всех твоих делах и начинаниях будет тебе успех. И вообще, — говорит, — умыться тебе не помешает.

— Полагаю, ты права, сударыня, — согласился я, — да и Салли, наверное, хочет пить. С утра идем, по холодку вышли, а сейчас ведь самое пекло.

Она как-то поморщилась, когда я сказал про Салли, но ничего не сказала, а только позволила кучеру накинуть себе на плечи плащ и юркнула в придорожные заросли, что твоя ящерица. Мы с Салли за ней, правда, помедленней, потому что Салли моя по бурелому ходить непривычна.

Деревья вокруг будто колонны, мох точно бархат, папоротник колышется, птица поет, лучи отвесно падают, словно на пути их встречает не листва, а цветные стеклышки в нашей церкви. Храм, а не лес.

До чего, говорю, красиво!

Она только обернулась, усмехнулась. Белыми зубами сверкнула…

Смотрю, а мы на поляну вышли, а там и впрямь источник меж двумя камнями журчит, вокруг березки белые, точно свечки, а она уже поставила корзинку, накрытую салфеткой, плащ с себя скинула и на траву расстилает.

— Иди сюда, мужик.

— Ты что же, сударыня? — говорю. — Негоже это.

Она усмехается.

— Да ты никак дурень, — говорит. — Когда это мужчине с женщиной было негоже?

— Ты, сударыня, высокого роду, я низкого… Наверное, маркиза или баронесса…

— Когда лежишь, — отвечает, — все одинаковы. Но да, ты угадал, я маркиза.

— Карабас? — спрашиваю.

— Первый раз слышу про такого.

— Где-то там он живет, — я махнул рукой в сторону полей, — в замке, темном, как грозовая туча.

— Нет, — отвечает, — я живу вон там, — и рукой в другую сторону показывает, — в замке белом и высоком, муж мой, славный рыцарь, все время в разъездах, вот я и на хозяйстве, осматриваю принадлежащие мне владения. А в том замке, что ты говоришь, у нас людоед живет. Это все знают.

— Что ж твой супруг, коли он рыцарь, не побился с людоедом?

— С соседом? — подняла она брови. — Зачем? У них был один спор межевой, так они миром уладили.

Салли тем временем сунула свою бархатную мордочку в источник, фыркнула, напилась воды и стала щипать травку. А маркиза молодая легла на плащ, кудри эдак разбросала, на меня поглядывает. А мне не по себе что-то, слыхал я, вот так можно и на вилию нарваться, и на кого еще похуже… Мало ли кто на дорогах нынче встречается? Отведут глаза, да и отравят душу на всю жизнь.

Откашлялся я, спрашиваю:

— Ты часом не вилия, госпожа моя?

— Проверь, — говорит.

Ну, думаю, не проверю, так ведь всю жизнь буду жалеть — дурак, дурак, такой случай упустил, одно слово — средний брат, не узнал, как оно там у маркиз устроено, может не как у наших девок?

Принялся я проверять, и дальше уж не до разговоров стало. Хотя, между нами, особой разницы и нет.

Только вот что-то в бок меня кололо, неудобно так.

— Что там у тебя, сударыня? — спрашиваю, когда отдышался.

Она отцепляет от пояса огромную связку ключей и трясет у меня перед носом.

— Господин мой и супруг, — говорит важно, — отправляясь в странствие, доверил мне ключи от всех своих владений. И теперь я полноправная хозяйка и гардероба, и кладовых, и оружейных, и…

Между бровями ее стала маленькая морщинка.

— Один вот только ключик не велел трогать. Вот этот, — говорит. И тычет мне в лицо маленький такой ключик, а тот на солнце сверкает, лучики бросает, точно серебро… впрочем, наверняка оно и есть серебро, светлое, ясное, будто только что начищенное.

Лучше бы он тебе ключиком известное место запер, думаю. Слышал я, есть сеньоры, которые делают такое, когда уезжают в дальние края… А вслух говорю:

— Доверяет тебе господин твой…

— Да, — важно кивает она, — во всем доверяет, вот ключи от кладовых, заходи хоть сейчас и на каретный двор, и в амбар, и в оружейную, и…

Помрачнела.

— Только вот этот маленький… от чего он?

— Да ладно тебе, сударыня, — говорю, — чего зря голову ломать? Давай лучше посмотрим, что у тебя в корзинке?

А в корзинке у нее пулярка и хлеб, белый, как облако, и зелень…

— Пойду, — говорю, — и правда умоюсь и воды из родника попью…

— Умыться тебе, как я уже сказала, не мешает, — отвечает, — а воды зачем? Вот у меня вино есть наших виноградников, с западного склона, хорошее вино… С восточного склона похуже будет, а это отменного качества вино, и если его распробовать, то на языке будет такой, почти незаметный привкус, знаешь…

— Батюшка твой, сударыня, часом не винодел был?

— Ну… — опять морщинка у нее меж бровей появилась, — владел папа виноградниками. Знал в этом толк. Ну, продавал иногда на сторону… Но это еще не значит, что мы какие-то там виноделы. А я теперь и вообще маркиза…