Борис Батыршин - Механический мир. Дилогия

«…после того, как Эберхардт и Рукавишников составили словарь Лемурии (так мы называем между собой место обитания этой загадочной расы), дело стронулось с места. Они сумели прочесть и „свинцовые книги“ и надписи на ларце, отыскали свиток с примечаниями на койне, подобрали карты — и предоставили плоды своих трудов графу Николе. А тот начал готовить экспедицию с применением последних достижений воздухоплавательной техники.

„Свинцовые книги“ ясно указывали на Восточное Конго. Если, конечно, ученые правильно определили регион, ведь в те древние времена карт Черного континента не было и в помине. Приходилось ориентироваться по описаниям рек, долин и горных хребтов — и никаких гарантий, что древние письмена прочтены и истолкованы верно!

Но как угадать, что ждет экспедицию в африканских дебрях? Рукавишников полагает, что это остатки последнего поселения лемурийцев на Земле, и надеется отыскать там… сокровища? Библиотеку? Какие-то загадочные устройства? Если он прав, и Ключ, в самом деле, дает доступ к тайникам древней расы, тогда неудивительно, что граф Никола так спешил. Тем более, что неведомые конкуренты дышали ему в затылок.

А значит, путешествие в Конго становится неизбежным. А ведь надо еще найти „Руританию“ — ее обломки покоятся где-то там, на полпути к последнему прибежищу обитателей Лемурии, а потому наш маршрут должен примерно совпадать с маршрутом дирижабля.

„Свинцовые книги“ и свитки ясно указывают на нечто, расположенное в труднодоступном районе, в среднем течении реки Уэлле. Которая, согласно трудам Клеймеля, впадает в реку Убанги и далее, в Конго — как и река Арувими, протекающая южнее и восточнее. И нам предстоит отправляться туда, в чёртову глушь, в междуречье Уэлле и Арувими, к юго-западу от озера Альберт. И единственной путеводной нитью станет для нас схема безымянных рек, составленная по трактатам, написанным в седой древности! А это значит, что карты у нас не будет вовсе: мне ли не знать, как быстро могут меняться русла рек, тем более, в тропическом климате!

Впрочем, не стоит унывать раньше времени. Эберхардт уверен, что поиски надо начинать с легенд и поверий, которые на данный момент в ходу у диких племен. Если следы города, построенного обитателями Лемурии сохранились до наших дней, то местные жители наверняка знают о них. Их примитивный, полный суеверий разум наверняка окутал таинственное место покровом мифов, сказаний, легенд — вот за эту ниточку нам и предстоит потянуть…

Перед отъездом я получил от Клеймеля кое-какие материалы. Увы, он не мог нам помочь — в интересующем нас месте Клеймель не был, хотя и немало слышал о тех краях. Я пожалел, что не успел толком пообщаться с путешественником — его опыт чрезвычайно пригодился бы в экспедиции…

Назад, по тоннелю мы шагали, навьюченные коробками и тубусами со свитками. Главную ношу в виде тщательно упакованных „свинцовых книг“ мы нагрузили на кондуктора — Кондрат Филимоныч возглавлял колонну с плетеным коробом в одной руке и керосиновой лампой в другой. Археолог семенил за ним, а мы с Рукавишниковым замыкали маленькую процессию. Предстояло, добравшись до особняка, упаковать драгоценный груз и сдать его под охрану консулу. Тащить эти сокровища через пол-Африки было бы безумием, но и оставлять в подземельях тоже не стоило: до сих пор тайна хранила Александрийскую библиотеку надёжнее любых запоров, но долго ли это продлится? Пусть уж „свинцовые книги“ поедут в Петербург, на борту русского военного клипера, который ждут в Александрию в конце следующей недели. А Эберхардт испросит отпуск для поездки в Берлин, а уж оттуда отправиться в Россию, где и продолжит работы вместе с Рукавишниковым.

Вариант этот предложил я, и старик-археолог не стал возражать. Он был захвачен открывающимися перспективами, и не представлял, как воплощать их в жизнь в одиночку, без нас. Что ж, оно и к лучшему: специалист он превосходный, а возни со „свинцовыми книгами“ ещё непочатый край. Да и где гарантия, что судьба не подкинет нам ещё что-нибудь новое, по той же части?»

«Вот и хорошо, — думал Смолянинов, поднимаясь по тайной лестнице. — Если Рукавишников прав, то нас ждет поразительная сокровищница древних знаний. И эта экспедиция — первый шаг на бесконечном и чертовски увлекательном пути…»

С этими мыслями он вступил в знакомые коридоры «верхнего подземелья». Оставалось выбраться наверх и присоединиться к Садыкову с казачками, которые уже третий час дожидаются на площади.

И за первым же изгибом коридора навстречу, из темноты захлопали револьверы. Все четверо, не сговариваясь, метнулись назад и влево — в низкий, пахнущий сухой пылью отнорок. Смолянинов заскреб ногтями по крышке кобуры. Рядом загрохотало — Кондрат Филимоныч пулю за пулей опорожнил в сторону неведомых супостатов барабан «Галана». Рукавишников изо всех сил пытался слиться со стеной; лицо его побелело, как мел, руки дрожат, на носу выступили крупные капли пота. Кособоко присел, не отлепляясь от известняковой кладки, кургузый пиджачишко задрался, открывая взору широкие парусиновые помочи. В правой руке он судорожно сжимал «пепербокс». Смолянинов выругался — упрямец так и не избавился от бесполезной игрушки!

Из темноты бахнуло, над ухом с визгом пронеслось что-то горячее, плотное, отвратительно-опасное. Рукавишников повалился на колени и вскинул «бундесревольвер». Часто захлопали выстрелы; Смолянинов метнулся к историку — схватить за шиворот, оттащить, пока тот не схлопотал в грудь что-нибудь посерьезнее гомеопатических пилюль из дурацкой «перечницы».

— Куды, вашбродь, подстрелют!

Рука у кондуктора была тяжёлая — чуть рукав не оторвал, оттаскивая начальника прочь с линии огня.

Но где Эберхардт? Короб со свитками, завёрнутый в полосатую арабскую бумазею, — вон он, на полу; Рукавишников зацепил его носком туфли и пытается пододвинуть к себе. Куда старика дели, храпоидолы?!

Последние слова он, выкрикнул вслух, потому что кондуктор ответил — не забывая между отдельными фразами, постреливать за угол. Речь его обильно уснащалась специфическими флотскими выражениями:

— Когда эти …. (бах!) якорь им в…., начали в нас…., (бах! бах!) — так ихнее степенство господин учёный, за каким-то …. (бах!) в энту дыру, из которой мы вылезли и… (бах! бах!) А потом — все, ни… (бах!) не видал! (клац!)

Вместе со словами у бравого кондуктора закончились и патроны. Он завозился, лязгнул сталью, раздвигая мудреный механизм «Галана» и принялся торопливо скармливать каморам барабана жёлтые латунные бочонки. Смолянинов присел на корточки и высунулся из-за угла, нашаривая врага стволом. Над головой снова взвизгнул свинец — стрелок рассчитывал на мишень, стоящую в полный рост. «Кольт» дважды плюнул огнем, и тот, что стоял впереди, повалился, складываясь в пояснице. Смолянинов, не целясь, расстрелял весь барабан и нырнул обратно за угол. Подземное сражение переходило в позиционную фазу.