Борис Батыршин - Механический мир. Дилогия

— Как вы сказали — «Солейвиль»? Это название планеты?

— Города, дружище, города! Профессор назвал его в честь утопии Кампанеллы, «города Солнца»!

— «Семь обширных поясов, или кругов, называющихся по семи планетам, окружают город, — нараспев процитировал Груссе. — Они символизируют разумное общественное устройство с изучением законов природы, воплощением которых является движение небесных светил. Аркады и галереи для прогулок, а также внешние стены укреплений и зданий украшены великолепной живописью, всё венчается храмом, воздвигнутым на вершине холма. На алтаре храма помещены глобусы, земной и небесный, а купол вмещает изображения всех звёзд вплоть до шестой величины, и с внешней стороны увенчан флюгером…»

— Не подумайте, что мы просто воспроизвели фантазии итальянского великого мечтателя! — торопливо добавил Саразен — В градостроении, мы взяли за основу проекты Клода Леду [19] Леду, Клод-Никола — французский архитектор, автор проекта идеального города. , а у Кампанеллы позаимствовали идею города-государства, в котором упразднены причины неравенства. Однако, собственность остаётся — тут мы несколько отошли от утопии Кампанеллы…

— Кстати, о фантазиях… — припомнил Коля. — Шагоходы-маршьёры тоже изобретены в Солейвиле?

— Маршьёр — самое значительное, после апертьёра, конечно, наше достижение. — ответил Груссе. — Как мы и рассчитывали, общественная мысль, не скованная угнетением и взаимной ненавистью, способна породить невиданный рост науки!

При этих словах Кривошеин слегка поморщился — Груссе, и верно, слегка перестарался с пафосом. Его манера живо напомнила Коле выступления эсдеков на студенческих противоправительственных сходках.

Саразен положил ладонь на боковую панель апертьёра и покачал головой.

— Охлаждение идёт медленнее, чем я рассчитывал. Пожалуй, ещё есть полчаса, и я смогу удовлетворить ваше… — он кивнул Коле, — любопытство. Мне сказали, что вы учились на инженера-механика?

Тот в ответ слегка поклонился.

— Видите ли, маршьёр, хоть и оснащён паровиком, но на самом деле это не чисто механический а, если можно так выразиться, «полуживой» агрегат — сочетание машины и живой плоти созданий, обитающих в лесах близ Солейвиля. Это хищные и чрезвычайно опасные твари, каждая особь которых состоит из двух разных существ. Первая — крупное членистоногое, имеющее в отличие от земных собратьев, только четыре конечности. Мы называем его «тетракрабом». Тетракрабы покрыты прочными хитиновыми оболочками, но почти лишены мышц. Все, что они могут делать сами — слабо подёргиваться и ползать со скоростью улитки. Зато эти создания обладают сильно развитыми органами чувств и пищеварительной системой.

Тетракраб вылупляется из личинки и остаётся беспомощным, пока не вырастет до размеров полноценной особи. Тогда сородичи переносят на его панцырь икринку второго существа, нечто вроде полипа-паразита, обладающего гипертрофированными мышечными отростками, но не имеющее скелета, системы пищеварения и органов чувств, которые избытке имеются у тетракраба. Укоренившись в панцыре нового владельца, полип начинает расти, и заполняет полости в хитине. И когда процесс завершается, на свет появляется новое существо, сильное, быстрое, ловкое. Его мышечные отростки полипа усиливают шевеления хитиновых конечностей тетракраба. Кроме того, полип проращивает через панцырь «хозяина» нечто вроде трубочек-катетеров, соединяясь с его пищеварительной системой.

И эти свойства, — продолжил лекцию Саразен, — мы используем для создания маршьёров. Личинку размещают так, чтобы мышечные отростки, вырастая, заполняли цилиндры привода конечностей (вы, вероятно, приняли их за гидравлические устройства) и снабжают их питанием в виде особой смеси. Вы, вероятно, обратили внимание на характерное амбрэ?

— Да уж… — прапорщик поморщился, вспомнив вонь, исходящую от шагающих механизмов.

— Это запах питательной смеси. А когда полип вырастает, он воздействует на движение механических ног, как его сородичи — на конечности тетракраба. А человек-пилот через систему рычагов и ремней управляет движениями конечностей маршьёра.

— Весьма остроумно… — пробормотал Коля. — Но зачем тогда паровик? Для привода «ног» он не нужен …

Он далеко не всё понял по части биологии, но по части механики был в своей стихии — её в Техническом училище преподавали на совесть.

— А без него, брат, никуда. — усмехнулся Кривошеин. — Во-первых, паровая машина приводит в движение гидравлические и цепные приводы вспомогательных механизмов, вроде клешни и «Гатлинга». Но главное — пар создаёт напор в трубках, питающих полип. Псевдомышцы, получая питательную жидкость в смеси с горячим паром, действуют гораздо эффективнее. А если наэлектризовать их разрядами от динамо — отдача мощности вырастет многократно!

— Хотел бы я увидеть, как создают такие машины… — прошептал Коля. Мысль о «Городе Солнца», построенного под чужими звёздами, и наполненного достижениями науки и техники, завораживала. — Профессор, вы позволите мне последовать за вами?

Саразен, Груссе и Кривошеин неуверенно переглянулись.

— Видишь ли, дружище… — Кривошеин старался не встречаться с ним взглядом. — Мы, конечно, можем взять тебя в Солейвиль, если будешь настаивать. Но не стану скрывать: у профессора на твой счёт иные планы.

Саразен тем временем снова проверил показания приборов.

— Придётся ждать ещё не меньше часа. Катушки остывают слишком медленно — неудивительно, в цехе жара, словно в Сахаре!

Лицо его было усеяно мелкими капельками пота. Коля и сам промок насквозь — до сих пор он, увлеченный поразительными откровениями Саразена, не обращал на это внимания.

— Да, совсем дышать нечем. — поддержал профессора Груссе. — Пойдёмте в фабричную контору, там хоть окошко можно открыть. Да и разговоры наши не для посторонних ушей…

— Хорошо, но сперва надо кое-что сделать.

Саразен провернул запорный штурвал. Крышка со звоном отошла, под ней обнаружилась панель из непрозрачного стекла. По её краю шли латунные рычажки, а в центре зияло углубление диметром около полутора дюймов, выложенное изнутри концентрическими медными кольцами. Коля пригляделся: возле рычажков в стекле были выгравированы чётные по порядку алфавита греческие литеры: «бета», «дельта», «дзета», «тета» и дальше, до «омеги».

Саразен извлёк из кармана «механическое яйцо», точную копию того, которое лежало в Колином ранце.

— Это устройство я создавал для изучения Времени. — пояснил профессор, — Но эксперимент провалился, и теперь оно служит для регулировки главного элемента апертьёра, так называемых «хрустальных стержней». Всего стержней девять, их взаимное расположение определяет, куда будет вести апертура. Кстати, из-за перегрева стержни могли сместиться, надо подправить настройку…