Николай Инодин - В тени сгоревшего кипариса [litres]

Главное – не шуметь. Четыре опоры диковинного агрегата, больше похожего на жестяную трубу 18 18 Британский гранатомет Нортовер, выпускавшийся в 1940 году и состоявший на вооружении сил Метрополии. Часть оказавшихся бесполезными для их армии устройств бритты передали грекам в качестве военной помощи. Здесь их тоже вручили силам самообороны. Придуманный мной эпизод – самый результативный случай применения этого экзотического оружия. Впрочем, в СССР в 1941 выпускался его аналог – капсуломет Картукова. Правда, в гораздо меньших количествах. , чем на оружие, удачно становятся в ямки между камнями. Невестки и внуки осторожно выкладывают на площадку пузатые короткие бутылки из толстого стекла, на две трети наполненные бурой жидкостью. Коробку с вышибными патронами патриарх семейства пристраивает так, чтобы выхватывать их, не оборачиваясь. Ветеран знает, что времени у него будет не много.

– Всё, уходите!

– Может, передумаешь? – в голосе жены слышна не надежда – ее тень.

– Я довольно пожил на свете, – сварливо отвечает супруг. – Уходи, они не должны здесь найти никого, кроме меня.

Она подчиняется – как подчинялась ему те четыре десятка лет, что прожиты вместе. Очень хочется плакать, но женщина сдерживается. Отходит к повороту тропы и, обернувшись, крестит темноту в том месте, где остался супруг. Потом идет дальше, концом платка вытирая бегущие по щекам слезы. Младшая невестка берет ее за руку, показывая дорогу среди обломков скал.

Оставшись в одиночестве, старый грек заталкивает в трубу первую бутылку, устанавливает патрон вышибного заряда и садится на камень. Достает из кармана бутылочку с узо и делает хороший глоток. Дает своим время убраться подальше. Проверяет револьвер, засовывает за пояс штанов – со спины, чтобы не мешал наклоняться.

Под обрывом переговариваются на чужом, лающем языке, лязгает железо, изредка хлопают дверцы в кабинах грузовиков.

– Плохое место для ночлега вы выбрали, – шепчет старик. – Господь, направь мою руку, святой Георгий, помоги!

Хлопок выстрела звучит несерьезно, но угодившая в полугусеничный транспортер бутылка разбивается, и жадное пламя начинает облизывать металл капота. Хлопки не прекращаются, пожар разгорается, тесно стоящие – а как иначе их ставить в горах? – машины пылают, огонь начинает перекидываться с одного транспортера на другой.

Глядя на обгоревшее тело с остатками седых волос немецкий полковник недовольно морщит нос – вокруг сильно воняет горелым.

– Как он погиб?

– Выстрелил из револьвера в последнюю бутылку, герр оберст.

– Похороните как героя. Пусть солдаты видят, как надо сражаться за родину, и берут пример.

– Будет исполнено, герр оберст.

Вражеские дозоры осторожны, по-немецки аккуратны и до оскомины предусмотрительны. Быстро учатся – удивительно, как всего за несколько дней можно изменить манеру поведения. От поразительной наглости, которую демонстрировали эсэсовские молодчики еще позавчера, ничего не осталось. Впрочем, самые наглые уже ждут отправки в фатерлянд. Везучих повезут санитарные фургоны и поезда, самых героических в конце пути накроют флагами – перед тем, как опустить в родную немецкую землю. Котовский доволен – его стараниями не один функционер НСДАП получил возможность сказать трогательную речь на церемониях прощания. И это только начало.

Вчера под вечер Мэллоу, отхлебывая чай прямо из котелка – небывалая распущенность для джентльмена, находящегося по эту сторону Суэца, высказался:

– Господин капитан, я поражен вашей изобретательностью. За двое суток ни одного столкновения, повторяющего предыдущее. Не дай бог иметь такого врага.

Алексей, оторвав взгляд от развернутой на броне карты, посмотрел на англичанина.

– Джон, удивлять врага нужно постоянно. Если удивление было не смертельно, попытка не засчитывается.

Он улыбается:

– Впрочем, то, что вы видели, это мелочь. Вот форсировать танками горные хребты вдоль и поперек – это да. Тогда мы здорово удивили итальянцев.

Мэллоу не находит слов для ответа, потому что сегодняшний бой в его представлении был вершиной военного коварства. Появившаяся в зоне видимости германская разведка была обстреляна с дальней дистанции и почти не понесла потерь. Определив перед собой наличие сильного заслона, немцы приняли решение сбить его с ходу. После минометного обстрела поставили дымовую завесу и двумя ротами пехоты провели атаку. Предполагаемый заслон почти не оказал сопротивления, потому что немцы до него не дошли – роты были накрыты кинжальным огнем с флангов и тыла, не успев даже толком развернуться – настоящую засаду обстрелянный в нужный момент дозор не заметил.

Контратака танковой роты, сбор трофеев и стремительный отход – получасовой бой, у врага сотня трупов и множество раненых, несколько погибших бойцов у Котовского, четырехчасовая задержка немецкого наступления. Но странный русский считает это мелочью. Что он в таком случае считает нормальным результатом?

Отходя, бойцы батальона продолжают хулиганить, прикапывая в многочисленных дорожных выбоинах то трофейную каску, то жестянку от немецкого противогаза. Иногда ставят настоящую мину, иногда присыпают грунтом прикрытую жестью или дощечкой гранату с выдернутой чекой. Вряд ли немецкие саперы жалуются на отсутствие развлечений.

– Вы допили, Джон?

– Да, господин капитан.

– Мне вновь нужна ваша помощь. Требуется добыть топливо, иначе завтра к вечеру мы станем пехотным батальоном.

– Я могу взять автомобиль?

Котовский кивает.

– Только не берите немецкий – здешние крестьяне сначала стреляют, потом смотрят, кто именно ехал в таком незнакомом авто. Езжайте на полуторке, к ним местные уже привыкли.

Пыль лезет в глаза, смешивается с потом, покрывает тело слоем субстанции, похожей на оконную замазку. В носу и вовсе засыхает цементной коркой. Форма на людях стоит колом – от пропитавшей ее соли. У обочины отступающих бойцов ожидают местные – мальчишка и пожилая женщина, голова которой укутана в привычный уже темный платок. Как она выдерживает в черном на таком солнце? У мальчика на поводу серый осел, несущий на боках огромные кувшины с водой и домашним вином.

– Уходите?

В голосе женщины нет ни упрека, ни обиды, она знает – имейся возможность остановить немцев, эти бойцы сражались бы до последнего. Иногда для того, чтобы победить слишком многочисленного врага, сначала приходится отступить – за Фермопилы, на Саламин или еще дальше. Но горечь не спрячешь, и парни отводят глаза.

– Мы вернемся, мать.

– Пейте, воины. Нечего им оставлять.

Бойцы Котовского ног не бьют – спасибо добывшему топливо Джону. Но именно они дают возможность пехоте отходить от рубежа к рубежу, танцуя со смертью перед носом у продвигающихся на юг немецких колонн.