Юрий Силоч - Союз нерушимый… [litres]

– Все?! – ахнул шеф. Я живо представил, как он хватается за голову и выдёргивает остатки и без того реденькой шевелюры.

– Нет! – в тепловидении некоторые тела светились ярче остальных, значит, либо в них ещё теплилась жизнь, либо они просто не успели остыть. Я бегло осмотрел счастливчиков. – Есть один!

Курсанты, ветераны и милиционеры закрывали рты ладонями и отворачивались, но некоторые принялись ходить по залу, что-то выискивая, чем безумно раздражали. Я подвёл моё биологическое тело – отвратительно медленное, глупое и неповоротливое – к депутату, сохранившему сознание.

Впрочем, я не мог назвать его везунчиком: из уха полного мужчины в очках вытекала струйка крови, а живот представлял собой жуткое зрелище – лохмотья ткани вперемешку с плотью. Совершенно точно ему осталось недолго.

– Это он! – вскрикнул несчастный и визгливо захохотал. – Это он!

Мы огляделись.

– Кто? – спросил я сотней глоток сразу и, увидев неподдельный ужас в глазах живого мертвеца, повторил биологическим телом: – Кто это?!

– Он!.. – депутат закашлялся. – Он сейчас… Он!.. – снова приступ кашля, кровавая пена изо рта. Месиво, в которое был превращён живот, мерзко зашевелилось.

– Гадость…

– Что-то наверху! – заверещал Палыч. – Наверху что-то!

– Что именно и где? – снова рыкнул я не по рации, едва не спровоцировав у начальника инсульт.

– Статуя Ленина! Самый верх! Там телекоммуникационное оборудование, мы только что зафиксировали какой-то сигнал! И что-то после него мне как-то поплохело…

– Кофе пить меньше надо, – не удержался я от колкости. – Что за сигнал? У тебя же есть авиация, разнеси статую к едрене фене!

– Стрелять в голову Ленину на виду у всего Союза? Сдурел?!

– А ты хочешь, чтобы этот сигнал на нас какую-нибудь хрень типа ракет навёл?

– У него там заложники!

– Да какая уже разница?!

– Майор Иванов! – отчеканил Палыч. – Это приказ! Нельзя стрелять в Ленина, это же долбаный символ! И заложники, на минуточку, живые люди! Приказываю взять статую, а то чёрт знает что… А-а-а! – фраза оборвалась на полуслове.

– Что такое?! – быстро спросил я.

– Голова… – простонал Палыч и матерно выругался. Обернувшись, я увидел, что остальные люди тоже шатались. Ветераны оседали на пол и кресла, молодёжь из числа курсантов выглядела пободрей, но всё равно на глазах зеленела. Лучше всех смотрелись спецы – даже не шелохнулись.

– Яша! – вызвал я своего нежданного помощника. – Что за чертовщина там творится?

– Всё плохо, товарищ майор, – отозвался ребёнок. Голос выдавал ужасное напряжение. – Разум подгребает под себя Сеть и… людей с имплантатами.

– Он будет их контролировать? Их всех?! – воскликнул я.

– Да. Возможно. Или убьёт всех к чёрту! Не знаю! Скорее! – мальчик говорил быстро, отрывистыми фразами, и я практически чувствовал, как ему непросто.

– Палыч! Вертолёты дай!

– Не могу, ЗРК в окнах. Давайте своим ходом.

– А если опоздаем?

– Лучше опоздать, чем сгореть на тротуаре! – рыкнул шеф, прекращая разговор. Ага, отлично. Пробиваться на самый верх небоскрёба. Без лифтов. Блестящая идея.

Уцелевшие машины собрались в штурмовое построение у входа. Сломанных, успевших лишиться конечностей или вот-вот собиравшихся выйти из строя я разместил вначале, намереваясь пожертвовать ими для того, чтобы уберечь остальных. Спецназовцы и пошатывавшиеся курсанты, едва державшие оружие, последовали за мной.

– «Дзержинцы», оставайтесь тут. Альфа, за мной! – скомандовал я, и никто не решился перечить.

– Живее, живее, – снова вышел на связь Палыч. – Время дорого, там же…

– Если ты не будешь отвлекать!.. – первый робот, раненный в грудь, из-за чего стала заедать левая рука, выбил дверь и тут же пал под шквальным пулемётным огнём – его буквально раздробило на блестящие мелкие металлические кусочки. Я забросил в помещение с десяток гранат разом: как простых, так и светошумовых. – …то всё пойдёт намного быстрее! У Конторы же есть глушилки, почему их не задействуют?!

Четвёрка «спецов», прикрываясь щитом, ворвалась внутрь и принялась давить группу солдат, спрятавшихся в коротком коридоре за наваленной баррикадой из статуй, бюстов, кресел с жёлтой обивкой из искусственной кожи, знамён и гранитных тумб.

По щиту били пули, заставляя бойца, который его нёс, пятиться и упираться ногами, чтобы не быть отброшенным.

– Используют их! Используют! Но мощность слишком уж… Ах-х-х… – шеф издал длинный стон.

– Может, перерубить все каналы связи? Кабели, электричество – всё?

– Ты… – Палыч с трудом говорил, – ты совсем там, что ли? Это же Дворец Советов! Там сервера всех министерств, центр Сети и ещё бог знает что! Экономика рухнет в каменный век, связь накроется!

– Но мы по крайней мере выживем! – грубо оборвал я начальника. Меткая очередь, пущенная одним из моих роботов, расколола одному из клонов голову вместе со шлемом. На гранитный пол и красную ковровую дорожку брызнуло нечто серое и алое, с кусочками текстолита. – Прикажи хотя бы заминировать!

– Раскомандовался, – просипел Палыч и добавил, забыв отключить связь: – Ох не депутаты ему были нужны, ох не депутаты…

Лестницы, залы, переходы. Офисы, приёмные, кабинеты, переговорные, технические помещения. Пули, осколки, гранаты. Крики, кровь, ярость. Перестрелки на кинжальной дистанции. Я не чувствовал усталости, зато «Альфа» явно начала сдавать: мужики часто подставлялись под пули, двигались медленно и грузно, жесты стали чересчур размашисты – и я осознал, что мы идём уже очень долго.

К счастью, чем выше, тем меньше нам оказывали сопротивление. Если раньше приходилось давить целые баррикады по несколько десятков солдат при пулемётах, то сейчас против нас выступали по два-три человека, да и те – раненые, контуженые.

– Держитесь, ребята! – подбодрил я спецназ. – Последние резервы. Скоро всё… Давайте, мужики, давайте!

И ребята «давали», превозмогая и боль, и усталость. Но всё равно слишком медленно, раздражающе медленно. «К чёрту», – подумал, наконец, я и, посадив на плечи роботу своё биологическое тело, помчался дальше как можно быстрее.

– Ты удивишься, – ожил мрачный и поразительно тихий Палыч. – Но тут и так всё заминировано. При желании вообще можно снести нахрен половину Москвы. Так что, в случае чего… – замялся Палыч, – …мы готовы. Но я надеюсь, что обойдётся, потому что последствия…

– Да знаю я о последствиях! – Стальные тела, на одном из которых восседало моё биологическое, неслись по полутёмной пожарной лестнице – пыльные ступени, которыми никто не пользовался, какое-то барахло, вроде старых метел и полуразобранных роботов-пылесосов, кое-где в углах валялись окурки. Вверх, вверх, вверх. Этаж за этажом, без усталости, выбивая стальными ступнями бетонную крошку из лестниц и едва не обрушивая их из-за синхронного топота, я взбирался всё выше и выше. Пару раз приходилось встречать сопротивление солдат, но это было несерьёзно – их просто раскатали тонким слоем, не дав сделать ни одного выстрела. Впрочем, будь хотя бы у одного из них граната, получился бы другой разговор.