Роман Гётц - Танец плащей

— Понимаю, — сказал он.

— Хорошо, — Аргон повернулся к Дастину. — Ее фамилия Эсхатон, дочь священника, который умер сегодня утром. Найди и убей ее.

— А можно мне с ней поразвлечься? — спросил Дастин.

— Я хочу, чтобы мое сообщение дошло до вас, — сказал Аргон. — Делай, что хочешь. Убедись, что она потом умрет.

Дастин ухмыльнулся до ушей.

— Одно удовольствие. Я оставлю ее вещи на двери храма Асмуда.

Ромул почувствовал, что краснеет. Он отчаянно надеялся, что отец этого не заметит. Но, конечно, он знал.

— Тебе еще предстоит повзрослеть, — сказал ему Аргон. — Ты хотела быть рядом со мной, и вот ты здесь. Начните оправдывать свои ожидания.

— Да, отец, — ответил Ромул.

— Уходи, — сказал он, махнув рукой.

Ромул не пошел в свою комнату. Вместо этого, он пошел к Риборту Гёрну.

— Войдите, — сказал старик, когда Ромул постучал. Подросток тихонько открыл дверь, проскользнул внутрь и закрыл ее. Когда он обернулся, Риборт смотрел на него.

— Что тебя беспокоит? — спросил Риборт.

Ромул прикусил нижнюю губу. Ему так хотелось задать вопрос, но он понимал, что это опасно. Отец не согласился бы с тем, что он хотел знать. Но он должен знать.

— Сегодня я видел священника, — сказал он. — У него на шее был такой символ.

Ромул провел пальцем в воздухе линию. Она была похожа на букву «М», одна сторона которой была намного выше и острее другой. Риборт взял трость и подошел к столу.

— Это было что-то врод…этого?

Риборт выдвинул ящик стола и вытащил золотой медальон на серебряной цепочке. У него также была странная линия. Ромул кивнул.

— Эта линия — Золотая Гора, — объяснил Риборт. — У него две вершины. Нижняя представляет Лилирэль, и высоту мы можем подняться в нашей жизни. Высшее олицетворяет золотую вечность. Как видите, ничто в этом мире не может поднять человека так высоко, как в загробной жизни.

— Кто такой Асмуд? И почему люди молятся ему?

Риборт поднял бровь.

— Где ты слышал, как люди молятся Асмуду? — спросил он.

Перед глазами Ромула промелькнуло краткое воспоминание о рыдающей перед ним рыжеволосой девушке, которая звала Асмуда.

— Никуда, — ответил он.

— Гм, Асмуд — брат Корага, о котором, я уверен, ты знаешь немного больше, учитывая, кто твои друзья и партнеры. Он олицетворяет справедливость, милосердие, благодат… то, что большинство считает прекрасными частями человечества. Вот почему кто-то будет молиться ему. Они ищут утешения, прощения или защиты.

Риборт хотел положить амулет обратно в ящик, но остановился. Он увидел, как Аарон смотрит на него, и его любопытство возросло.

— Что происходит, мальчик? — спросил он. — Почему ты спрашиваешь о богах?

Он не хотел отвечать, но Риборт был его хозяином. Если он откажется, то в следующий раз, задавая вопросы, получит только молчание.

— Сегодня Лейла убила жреца Асмуд. Я должен был убить его дочь, но не смог.

— Не удалось? — спросил Риборт. — Или отказался?

Ромул почувствовал, что краснеет. Если бы отец понимал его так же ясно, их разговор мог бы принять совсем другой оборот, когда они бранили его за неудачу.

— Она плакала, — прошептал он. — Она даже не знала, что я там. Ее отца убили прямо у нее на глазах. Я убивал и раньше, но она не такая, как мы, не такая, не такая…

На глаза навернулись слезы. Ромул не мог в это поверить. Он вытер их, краска залила его щеки. Он чувствовал себя таким глупым, таким молодым.

— Я — позор, — сказал он.

— Нет, — сказал Риборт, положив руки на плечи Ромула. Его борода не была завязана за головой, как обычно, и свободно спускалась до пояса. Это делало его старше, менее контролируемым и более дедушкиным. Все его лицо, казалось, немного осунулось, как будто он сбросил слой брони со своей плоти.

— Послушай меня, Ромул — сказал он. — Твой отец воспитывает тебя как нечто ужасное. Он откажет тебе во всем, даже в своей любви, чтобы сделать тебя тем, кем он хочет. Ты знаешь, ЧТО ЭТО ТАКОЕ, мальчик?

Ромул хотел было сказать «нет», но вспомнил, что Роберт всегда говорил: любой вопрос, который он задаст, он уже должен знать ответ. И Аарон знал ответ. Это напугало его до смерти.

— Убийца, — прошептал Ромул.

— Идеальный убийца, — мягко поправил Риборт. — Он лишит тебя любви, привязанности, друзей, Вер…всего, кроме клинка и теней.

Ромул фыркнул и потерся носом о рукав.

— Что же мне делать?

Риборт протянул ему амулет. Мальчик взял ее так, словно она могла обжечь его. Широко раскрыв глаза, он провел пальцем по золоту.

— Молись, Ромул. Молитесь обо всем и обо всем. Мы живем в суровом мире. Однажды твой отец посадит тебя на краю обрыва. Я слышал истории о тебе. Я знаю, что ты убил своего брата, когда был ребенком. Ты можешь спрыгнуть в овраг, а можешь встать и отказать ему.

— Я знаю, что происходит с людьми, которые отказывают моему отцу, — сказал Ромул. — Они умирают.

Риборт улыбнулся.

— Мы все умрем, сынок. Вопрос в том, кто мы тогда?

Ромул поднес амулет к глазам.

— Все хорошее в человечестве? — спросил он.

— Все, чем мы хотим быть, а чаще всего не можем быть, Ромул, — сказал Риборт.

Но тогда он уже не был Ромул.

Он положил амулет в карман, чтобы отец его не видел. Повернувшись, чтобы уйти, он помедлил, потом оглянулся на учителя.

— Вы молитесь Асмуду? — спросил он.

Риборт вздохнул. После того, что он уже сказал и сделал, Аргон наверняка лишит его жизни. Рисковать было нечем.

— Не так много, как следовало бы. — И совсем не так, как в молодости. Мир жесток, Ромул. Иногда кажется, что Асмуд даже не слушает.

Он подумал о девушке, умоляющей Асмуда вернуть ее отца. Боль в глазах Риборт была так очевидна, что Ромул задумался, кого же он просил Асмуда отослать обратно.

— Какой жестокий мир, — подумал мальчик. Но я не хочу быть его жестокостью. Не буду.

Ромул ушел.

Риборт налил себе выпить и сел на кровать. И ждал.

Ромул обыскал весь комплекс. Дастина нигде не было видно. Выругавшись, он отправился на поиски Лейлы. Он нашел ее в столовой, где она ужинала с несколькими мужчинами. Ромул лихорадочно соображал, как бы с ней заговорить, чтобы это не бросалось в глаза. Если кто и может помочь ему защитить девушку, так это она.

Собрав все свое мужество, он направился прямо к ней. Если бы не было хитроумного способа, то наглость вряд ли привлекла бы к себе внимание, чем какое-то полусумасшедшее секретное сообщение.

— Лейла, — сказал он, чувствуя на себе взгляды других. Куда бы он ни пошел, он был сыном Аргон, и воры вели себя так, словно одно его слово означало для них смерть. Может, это и было правдой, но все равно ему было не по себе. Конечно, любое внимание заставляло его чувствовать себя неловко. Он предпочитал углы и тени, а не фронт и центр.