Владислав Выставной - Карфаген [litres]

– Вот именно – «выбираться». – Синюшный ткнул в него пухлым пальцем. – Что будет, если все поверят в твою болтовню и массово бросятся к створам? Хаос, паника, массовые жертвы. Ситуация и без того тяжелая. А тут окончательно выйдет из-под контроля.

– Ах вот, значит, в чем дело! – кивнул посредник. – Вы боитесь потерять власть.

– Что ты несешь?! – взвизгнул краснолицый. Даже побагровел еще сильнее. – Люди погибнут! Как они выживут на поверхности?! Даже подготовленный спецназ не может там долго находиться! А тут – толпы обезумевших беженцев из дальних шахт! Они же не видели ничего, кроме стен и руды!

– А тут вдруг получат шанс увидеть солнце… – проговорил Змей. – Нет, я все понимаю. Здесь, в глубине, жизнь давно устоялась. Кто-то на вершине пирамиды, кто-то подпирает ее плечами. И вам, конечно, есть что терять. А большинству там, на нижних уровнях, терять нечего. Кто-то бросится сразу навстречу солнцу – и, наверное, сгорит заживо, как какой-нибудь Икар. Слышали такую легенду? Хотя, скорее, он замерзнет в ледяной пустыне, но суть не в этом. Для многих смерть на пути к свободе и небу – слаще рабской жизни в душной тюрьме. Но вы в этом случае однозначно потеряете монополию на человеческие судьбы.

– Заткнись!

– Хочу вас успокоить: большинство все равно мне не верит. Ваши агенты здесь тоже постарались, объявив меня самозванцем и психом. Неужели вы думаете, что после всех унижений, после охоты, которую вы на меня устроили, я соглашусь вам помогать?

– Если ты не станешь артачиться и строить из себя праведника, каковым не являешься, а будешь с нами сотрудничать, то не пожалеешь.

– Я уже пожалел, что потратил свое время на этот разговор. Уж лучше бы я лежал и таращился в потолок. Вы в курсе, что в нем здоровенная такая трещина? Когда свод рухнет и хлынет вода, крышка придет всем. Тогда сами будете не рады, что заранее не выбрались на поверхность по моему совету.

– Не уходи от темы, – с трудом сдерживаясь, произнес синюшный. – Ты понимаешь, что у тебя просто нет выбора?

– А вот тут вы ошибаетесь. – Змей медленно поднялся, с кривой усмешкой рассматривая «хозяев жизни». – Выбор всегда есть. И я выбираю послать вас всех на хер.

Давно он не испытывал такого наслаждения, отправляя собеседников по известному адресу.

Наивно было бы предполагать, что дерзость останется без надлежащего ответа. Его, однако, не били. Это удивляло и даже настораживало. Люди Директории не отличались чрезмерным гуманизмом, которого тем более трудно было ожидать в эти неспокойные времена. Его просто бросили обратно в огороженный квадрат, который, казалось, стал еще теснее от набившегося в него народа. Наверное, вид посредника, вместе с характерными татуировками в виде молний на его щеках, намекавших на связь с миром неприкасаемых, да еще и внимание охраны, создали ему ореол таинственности и скрытой угрозы: «соквадратники» сторонились его, если не считать безрукого дурачка. Это было к лучшему – он не был расположен к общению, да и небольшое свободное пространство, образовавшееся вокруг него, как невидимое силовое поле, давало возможность спокойно растянуться на камнях в полный рост и предаться расслабленному оцепенению.

– Эй, Видящий! – знакомый голос вывел его из задумчивости. – Я принес твою пайку!

Это был все тот же безрукий парнишка. Надо же – на голове у него теперь была какая-то серая тряпица, а на ней – кусок сухой лепешки, из тех, что раздавали шакалы, чтобы изоляты не окочурились с голоду.

– Спасибо, дружище. – Змей улыбнулся, снял с головы парнишки тряпицу с лепешкой. – Даже не знаю, чем тебя отблагодарить.

Сунул руку в карман, извлек случайно завалявшуюся монету в один фрам:

– Это все, что у меня осталось.

Он протянул монету парнишке и неловко замер, забыв, что тому просто нечем принять дар. Калека, правда, ничуть не смутился и попросту распахнул рот с редкими кривыми зубами. Удивленно хмыкнув, посредник подкинул монету – и парнишка ловко подхватил ее, клацнув зубами, как цирковой пес. Слегка шепелявя, сказал:

– Оставлю на удачу! Как талисман от Видящего!

И шустро переместился к своим, все так же настороженно наблюдавшим за происходившим. Змей помахал им рукой, и те торопливо отвернулись. Кроме матери парнишки, робко помахавшей в ответ.

– И как вы тут оказались? – пробормотал Змей, растягиваясь на прохладных камешках. – Бунтари, блин.

Он поглядел в сторону соседнего квадрата, откуда на него таращились люди совсем другого типа. Эти были хорошо одетые, сытые и растерянные. Торгаши из Месива, не понимавшие, как они очутились здесь, вместе с теми, кто громил их мастерские, лавки, крохотный бизнес, дававший возможность худо-бедно существовать на уровень выше трудяг из грязной шахты. Наверное, это было обидно – вовсю топить за «твердую руку», лизать задницы блюстителям, платить им мзду наряду с неприкасаемыми, чтобы потом получить в торец дубинкой и возопить каменным небесам: «А меня за что?»

Змей криво улыбнулся этим унылым ребятам и произнес:

– А может, вам интересно послушать про Верхний мир? Я ведь там был, можете поверить мне на слово.

Соседи нервно заерзали, принялись неловко оглядываться, словно боялись, что кто-то застанет их за усвоением крамольных мыслей.

– Там, наверху, есть жизнь – проверено, – продолжал Змей. – Пока вялая, немногочисленная. Ведь чтобы тот, исконный человеческий мир наполнился жизнью, нам придется выбраться из своих нор.

Обитатели соседнего квадрата попятились, вжимая головы в плечи. Как будто им в уши вливалась кислота, а не самая обыкновенная правда. Змей громко вещал им вслед, повышая голос:

– Там синее небо, там солнце! А вы – просто трусы, дрожащие за свою убогую стабильность, вонючее тепло и пайку дерьма в сутки. Вам никогда не увидеть настоящего, большого мира, до которого отсюда – рукой подать!

Слушатели обратились в бегство. Перед Змеем с обеих сторон от проволочного заграждения образовалась своеобразная «полоса отчуждения». Он мстительно и горько рассмеялся:

– Трусливые крысы. Будь спокоен, Верхний мир: это дерьмо не испортит собой чистое небо. Они сами себя похоронили заживо.

Время суток в Карфагене регулировалось просто: с десяти вечера до семи утра вырубалось основное освещение. Оставалась лишь дежурная подсветка – зловещие багровые фонари, света которых хватало лишь для того, чтобы люди не ломали ноги во мраке. В Накопителе, помимо дежурных светильников, имелись мощные прожектора, шарящие в пространстве, как щупальца голодного осьминога – скорее, для проформы и чтобы нагнать жути на впечатлительных гражданских, чем из практических соображений, ведь бежать отсюда все равно было некуда.