Александр Афанасьев - Оккупация [litres]

Ладно. Вторая часть Марлезонского балета.

– Старший кто?

…

– Старший кто, я спрашиваю! Второй раз повторить?

Взял за шиворот одного, приставил пистоль. Травмат который – но в упор им и убить можно.

– Ты?

– Ни!

– А кто? Кто вас работать подписал?!

Показал на одного:

– Вин.

Бросил этого, схватил за шиворот второго, полушагом, полубегом загнал на склад, ткнул носом в коробки с готовой продукцией, раскрытые. В бутылку, в которой вместо водки была адская смесь бензина, машинного масла и, похоже, пенопластовых шариков – и все это под заводской закруткой. Е…, вот до такого даже я бы не догадался – производить готовые коктейли Молотова. Или Грушевского – кому как нравится.

– Это что?

…

– Это что?! Тебе бутылку об голову разбить, чтобы дошло, о чем я спрашиваю? Или выпить заставить?

– Ни.

– По-русски говори! Я спрашиваю – это, б…, что?

– Не знаю! Нам сказали…

– Кто сказал?! Отвечай, п…р!

– Вова! Вова Жихарь!

– Какой-такой Вова Жихарь?

– Вин здесь живе! На сэлэ.

– По-русски, твою мать! Кто он такой?

Из немудреного рассказа местного селюка выходило вот как – Вова Жихарь, или, как правильно, – Владимир Жихарев, гарный сельский хлопчик, поехал на Майдан и с тех пор пропал. Объявился в две тысячи пятнадцатом, когда прислал с АТО целый грузовик с добром – два телевизора, стиралку, посудомоечную машину, пылесос, кучу одежды всякой. Его мать потом по селу распродавала, какие размеры не подошли. В общем, дело ясное – с Майдана пошел в карательный батальон, зверствовал на Донбассе, награбленное пересылал сюда. Семье в селе сильно завидовали. В две тысячи шестнадцатом появился и сам Вова – уже не наблатыканный пацан с нищей глубинки, весь социальный лифт которого – до бригадира на московской или польской стройке, а «захисник витчизны», патриот ридной неньки Украины. С тех пор начал он разные левые дела в селе делать, мать шинок открыла, откуда спиртное – непонятно, но явно левое, самого Вовы то и дело в селе не было, разъезжал где-то на своей корявой тачиле. Потом он объявил себя смотрящим, начал обкладывать мелкий бизнес в селе – магазинчик, лесопилку, даже бригады, которые на отхожий промысел ездили, обязаны были давать долю за то, чтобы, пока мужики в отъезде, с их семьями тут ничего не случилось. Некоторые пытались возбухать – так у одного коров обеих кто-то в поле из автомата расстрелял, а корова для крестьянина – это все. Другому и вовсе ночью гранату в окно бросили. С тех пор все присмирели и платили Дону Корлеоне местного разлива. Тем более что и Вова примерно вписался в жизнь села – если где несправедливость, шли не в суд, которому никто не верил, или к главе райдержадминистрации, а к Вове, через Вову же можно было устроить сына, пристроить его к делам. Работы не было, поэтому пацаны уходили не в армию, а в мафию, в разборные бригады. Впрочем, и в армию Вова мог устроить, на контракт – не бесплатно, конечно.

Что касается спиртзавода – то Вова время от времени набирал бригады, если людей не хватало. Недавно набрал бригаду по ночам работать, заставляли продукцию то разгружать, то выгружать. Зачем – никто не знает. Один ящик они открыли – спереть решили, увидели, что там не водка, и положили обратно. Никому ничего не сказали…

– В полицию вы не пошли…

– Яка полиция… – сказал бригадир, – тут в полиции у Жихаря два побратима служат, то и дело заезжают, выпивают вместе, недавно напились, из автомата по курам стреляли. Попробуй только в полицию заяви, узнает – убьет Вовка.

Селянин понизил голос:

– Прошлым годом девка пропала, четырнадцать лет. Так и не нашли. Говорят, Вовка ее с побратимами на дороге встретил…

– А сколько народу в селе живет? – спросил я.

– Да який народ… разъехались уси. Ну человек двести.

– Двести человек. И что – ни одного ствола? Одного урода испугались.

…

– Ладно, раз так желаете. Телефон Вовы у тебя есть?

– А як же.

– Позвонишь ему. Скажешь, тут мужики возмущаются, требуют зарплату им увеличить, иначе працювать не будут, тебя на… послали. Понял? Если что лишнее скажешь – тебя кончим и дом твой сожжем.

Жестко, но другого они не понимают. Правильно говорят – разруха не в сортирах, разруха в головах. Это рабы, у них в голове – рабство, они не свободные люди. Единственное, что ими движет, – страх, ну и если получается ухватить что-то для себя, для семьи, чтобы выжить, тогда они это делают, и про совесть им говорить бессмысленно.

Это рабы, а хозяева у них – Вовы. Потому что государства больше нет, еще после первого Майдана его не стало – и с каждым годом становилось все хуже и хуже. Каждый район – как мини-герцогство феодальное, где главмент, или глава райОГА, или кто-то из блатных – царь и бог. Просто раньше Вовы были наглыми подонками и не более того. А после АТО Вовами обычно становятся убийцы с автоматами. Бывшие каратели, атошники, убийцы, мародеры, уголовники, освобожденные, чтобы укомплектовать баты…

И я не освобожу этих людей, пока они сами не осознают, что они люди и сделаны по образу и подобию божьему. Но я могу избавить их от Вовы. Потому что это и мне нужно. И потому…

Вышли обратно.

– Который твой, забирай…

Мужик подобрал один из телефонов.

– Звони…

Вова, как я и предполагал, оказался человеком борзым, но ума недалекого. И десяти минут не прошло, как к воротам припылил китайский джип, требовательно посигналил – пустите, мол. Не вопрос – открыли, но так неудачно, что ударили створкой ворот въезжавший джип Вовы.

– А, б…

Моментально перешедший на русский Вова полез разбираться – тут мы его и приняли. Нормально так…

Обшмонали. Деньги, в том числе польские злотые, две мобилы. В машине – автомат и турецкое помповое ружье. Деньги я кинул селянам:

– Делите…

Вову приняли капитально, упаковали и положили на пол – чтобы не бузил. Потом с ним разберемся, куда его. На территории оказалось девять груженых фур – моих фур. Оставлять мне не хотелось, решили так: нас двенадцать человек. Двое – в джип Вовы, один в замыкающей, остальные за руль – и колонной ходу до Львовщины. Уже там я позвоню встречающему – там примут, без вопросов, и как только примут – больше с машинами ничего не случится, там львовская мафия в ответе.

Трасса незнакомая, но… Бог не выдаст, свинья не съест, как говорится.

Короче, рванули. И чтобы веселее было – я закинул в багажник джипа Вовы пару ящиков с заводскими коктейлями Молотова, ну и на телефон все снял.

Рванули.

Упали нам на хвост, когда до Львовщины осталось всего ничего – километров пятьдесят. По рации передали, джип шел впереди – я резко ушел в сторону, пропустил колонну. Радик открыл заднюю дверь и тупо ударил по преследователям из РПК. Я затормозил, мы подбежали к машине. Там все были живы, хотя и обделались – по мотору били.