Франсис Карсак - Том 4. Пришельцы ниоткуда

Мы остановились перед какой-то фермой. Клер отсутствовал всего лишь с четверть часа.

— Пустяки. Успел вовремя. За дальнейшим лечением проследит мой коллега.

— Ты теперь совсем не практикуешь?

— Совсем. Нет времени. Только когда доктор Готье в отъезде, или если я нужен ему для консилиума.

По возвращении, Клер заставил меня загнать машину в гараж и помог занести чемоданы в комнату, где я обычно останавливался. Она была расположена рядом с его собственной спальней, и, когда мы проходили мимо его двери, мне показалось, что я услышал за ней легкий шум.

Полдник, приготовленный его старой кормилицей Мадлен, оказался, как всегда, превосходным, но Клер был не слишком разговорчив. Его определенно что-то беспокоило; казалось, он и хочет чем-то со мной поделиться, но никак не может на это решиться. Когда я объявил, что днем собираюсь съездить в Эйзи навестить кое-каких друзей, он вздохнул с явным облегчением и сказал, что будет ждать меня к семи вечера.

В Эйзи я заскочил к палеонтологу Бушару, который поведал мне странную историю. Полгода назад вся округа была взбудоражена «чертями», появившимися в лесу под Руффи-ньяком. Прошел даже слух, что эти черти утащили с собой доктора Клера, но слух этот явно был кем-то выдуман, потому что через несколько дней после того, как черти исчезли «в столбе зеленого пламени», доктор объявился живой и невредимый. Он просто-напросто безвылазно просидел эти два дня в своей лаборатории, проводя очередной опыт.

Что касается чертей, то самым любопытным во всей этой истории было то, что по крайней мере полтора десятка крестьян заявляли, будто видели их собственными глазами: эти черти походили на людей, но обладали сверхъестественной способностью одним взглядом пригвождать человека к месту. Префект, а также епископ Перигорийский распорядились, каждый по своей линии, провести расследование, но перед официальными следователями крестьяне держались уже не так уверенно. В конечном счете дело заглохло.

— И однако же, — добавил Бушар, — я должен сказать вам, что в ту ночь, когда пресловутые черти, как говорят, исчезли, я сам видел в небе над Руффиньяком столб зеленого пламени.

Сама по себе эта история была ничем не примечательна — подобных рассказов мы то и дело слышим десятки, — но я почему-то мысленно связал ее со странностями Клера.

Когда я вернулся, Клер выглядел уже гораздо более спокойным, словно после долгих колебаний принял наконец определенное решение. Стол в столовой оказался накрытым на троих.

— Ты что, ждешь еще кого-то? — заметил я.

— Нет, но я намерен представить тебя моей жене.

— Твоей жене? Так ты женился?

А про себя подумал: «Так вот что это был за силуэт!»

— Официально мы еще не женаты. Но за этим дело не станет... Вот только документы получим. Ульна — иностранка.

На мгновение он замялся.

— Она — скандинавка. Финка. Так что предупреждаю: по-французски она говорит еще очень плохо.

— Стало быть, ты говоришь по-фински? Вот так новость!

— Я выучил этот язык в прошлом году во время путешествия по Финляндии. Пробыл там десять месяцев. Я думал, что писал тебе.

— Да нет, не писал... Но я всегда почему-то думал, что финский язык очень трудный...

Так оно и есть. Однако, знаешь ли, славянская кровь...

Он громко позвал:

— Ульна!

Вошла худощавая и странная девушка: высокая, с бледнозолотыми волосами, глазами неопределенного цвета — о которых нельзя было сказать, были ли они серыми, голубыми или зелеными — и правильными чертами лица. Она была очень красива, но было в ней что-то необычное, хотя я и не мог понять, что именно. Возможно, золотистая кожа, так резко контрастирующая со светлыми волосами? Или неправдоподобно маленький рот? Или чрезвычайно большие глаза? Или же все это вместе взятое?

Она грациозно поклонилась и протянула мне руку, руку, которая показалась мне необычайно длинной, а затем очень низким, но певучим голосом произнесла несколько слов.

За столом я сидел напротив нее. Чем дольше я за ней наблюдал, тем больше мне становилось не по себе. С ножом и вилкой она управлялась весьма ловко, но без бессознательного автоматизма, который вырабатывается многолетней привычкой.

На протяжении всего ужина я в основном молчал, — за всех нас говорил Клер. Старушка Мадлен была редкостной поварихой даже для этого края, где хороших кухарок — пруд пруди. Мой друг практически опустошил свой винный погреб, но я заметил, что Ульна ела очень мало и совсем не пила, — в отличие от доктора, да и, должен признать, от меня самого. К концу ужина мне все же удалось совладать со сковывавшим, буквально парализовывавшим меня смущением. Ульна все время молчала, но время от времени смотрела Клеру прямо в глаза, и у меня даже возникло странное впечатление, что так, посредством взглядов, они обмениваются — и вовсе не чувствами, а мыслями.

После десерта Клер тщательно сложил салфетку, оттолкнул стул и устроился в низком кресле перед камином. Знаком предложив мне занять место напротив, он позвонил служанке, чтобы подали кофе. Ульна вышла, но вскоре вернулась, держа в руках сложенную вчетверо газету, которую Клер взял у нее и протянул мне. Бегло просмотрев заголовки, я увидел, что это газета полугодовой давности, и уже намеревался вернуть ее Клеру, потребовав объяснений, как вдруг заметил внизу страницы заметку, обведенную красным карандашом:

Вчера, возвращаясь в сумерках с тренировочного полета на истребителе В-104, лейтенант Джордж К. Симпсон-младший заметил на высоте около 25 000 футов дисковидное пятно, которое стремительно перемещалось. Он начал преследовать неизвестный предмет и, сумев к нему приблизиться, увидел, что пятно представляло собой гигантский, с тонкими краями, диск диаметром примерно тридцать метров при толщине в центре около пяти метров. Исходя из скорости собственного самолета, лейтенант Симпсон определил, что диск летел со скоростью, превышавшей 1100 км/ч. Преследование продолжалось уже минут десять, когда пилот вдруг понял, что таинственный предмет вот-вот пролетит над лагерем N.... над которым строжайше запрещено появляться любым неамериканским летательным аппаратам. Приказ на сей счет был категоричным, и лейтенант Симпсон вынужден был атаковать нарушителя. В тот момент он находился примерно в двух километрах от диска и чуть выше его. Пикируя на предельной скорости, он выпустил несколько боевых ракет.

«Я увидел, — рассказывает Симпсон, — как мои ракеты взорвались, ударившись о металлическую обшивку аппарата. В следующую же секунду мой самолет разорвало на части, а сам я обнаружил, что лечу вниз в отделяемой кабине. К счастью, сработал парашют!»