Франсис Карсак - Том 4. Пришельцы ниоткуда

Ничего путного я так и не придумал, так что был вынужден во всех подробностях обсуждать с ним уже не интересовавшее меня дело, и уехал он лишь около шести вечера.

Я тотчас же вывел машину и отправился в Руффиньяк. На площади, небольшими группками, уже стояли люди. Бускё уже обо всем растрезвонил, и ситуация осложнялась с каждой минутой. Уже поговаривали о двух сотнях чертей, изрыгающих огонь. Впрочем, все это меня ничуть не тревожило, поскольку никто, по-видимому, не пылал желанием проверить эти факты на месте. На западе догорала зловещая полоска заката, все сильнее задувал ветер, вот-вот должен был пойти дождь.

За Руффиньяком я выехал на дорогу, ведущую к лесу, но не проехал и с километр, как вынужден был притормозить: в свете фар показалось с дюжину крестьян, в которых я узнал своих обычных товарищей по охоте. Все они были с ружьями. Я остановил машину.

— Куда это вы намылились? На охоту, или же на войну?

— Да, мсье Клер, идем охотиться на чертей!

— Ну и дела!.. Неужели и вы тоже поверили этому старому брехуну Бускё? Да он был совершенно пьян, когда рассказывал эту свою басню. Мэр скажет вам то же самое!

— Бускё-то, может, и был, но только не прачка Мари. Она их тоже видела и так перепугалась, что едва рассудком не тронулась. Сейчас ваш приятель доктор за ней приглядывает.

— Вот те она! Она что, тоже их на поляне Манью видела?

— Да. Потому-то мы туда и идем. Поглядим, устоят ли эти черти против картечи!

— Вот уж не советую! Еще наделаете глупостей... Этим должны заниматься не вы, а жандармерия. Да и, в конце-то концов, они ведь никому не сделали ничего дурного, эти ваши черти.

— А чего тогда они прячутся? Может, это переодетые русские шпионы?

— Или американские, — добавил раскатистый бас, в котором я признал голос старшего мастера с каолинового карьера.

— В таком случае, это касается вас еще меньше. Это дело краевой Службы безопасности!

— Ну конечно! Пока они подъедут, чертей и след простынет. Нет уж, мы лучше сами туда сходим.

Я не колеблясь принял решение. О том, чтобы объяснить им всю правду, нечего было и думать. Главное было предупредить хиссов.

— Хорошо. В таком случае - яс вами. Поеду вперед!

И прежде чем кто-либо успел произнести хоть слово, я рванул вперед. Долго собиравшийся дождь наконец разразился; его струи большими жидкими стрелами пронзали лучи фар. Я услышал позади крики, но, вместо того чтобы остановиться, лишь прибавил газу.

Крики позади смолкли, поглощенные шумом дождя. Я остановился чуть дальше тропы, которая ведет к поляне, и спрятал автомобиль под ветвями каштанов, в начале другой узкой тропы. Потом я побежал через лес, путаясь в своем плаще и стараясь как можно реже включать фонарик. Дождь барабанил по оголенным сучьям, стволы деревьев были холодными и скользкими от лишайников, пропитанный водой мох чавкал под ногами, обдавая меня холодными брызгами.

Я бежал слишком быстро, и вскоре у меня закололо в боку. Далеко позади, по дороге, проехали две или три машины.

Наконец я очутился у поляны. Она была залита зеленоватым светом, исходившим от мерцающего гигантского купола, возникшего на том месте, где находилась «тарелка». Но что произошло? Яростно пробираясь сквозь кусты, я выскочил наконец на открытое пространство, где дождь лил с удвоенной силой. Приблизившись к основанию купола, я коснулся его рукой и понял: это была дождевая вода, стекавшая с незримой отталкивающей поверхности. Оригинальный же зонтик соорудили себе мои «друзья»-хиссы!

Я стал звать их, не решаясь особо повышать голос, чтобы не привлечь внимания «охотников на чертей», которые теперь, должно быть, уже шли лесом. Через несколько минут в завесе дождя образовалась щель, я пролез в нее и очутился в сухом месте, лицом к лицу с Суйликом.

— В чем дело? — передал он мне.

— Сейчас вы будете атакованы. Мои соотечественники считают вас зловредными существами. Улетайте немедленно!

— До рассвета мы взлететь не сможем. Но с нашим «эс-сомом» мы ничего не боимся, во всяком случае — от ваших соотечественников.

«Эссом», как я понял, означал отталкивающую завесу.

— Вы действительно не можете улететь? — спросил я, уже предчувствуя всякого рода неприятные осложнения.

— Да, не можем. Двигатели еще не налажены, а уйти сразу в ахун, не удалившись от планеты на достаточное расстояние, было бы слишком опасно.

Как и всякий раз, когда он чувствовал, что передача мысли невозможна, он произнес это слово вслух.

— А что такое ахун?

Суйлик не ответил.

Тут к нам подошла одна из «женщин», Эссина, и передала мне:

— Пойдемте в ксилл.

Мы последовали за ней. Навстречу нам вышел Аасс, тот самый высоченный хисс, которого я уже видел в разгромленной лаборатории. Он спросил, о чем мы говорили, потом обратился ко мне:

— Каким оружием располагает ваш народ?

— О, самым разнообразным! Есть и очень мощное, — я подумал об атомной бомбе, — но те, которые угрожают вам, вооружены плохо.

Я передал мысленное описание охотничьего ружья. Аасс облегченно вздохнул:

— В таком случае опасность не велика — ни для нас, ни для них.

Снаружи прогремело несколько выстрелов, затем послышались возгласы разочарования. Аасс щелкнул переключателем. Свет погас, и целая стена кабины словно исчезла. Я увидел поляну, как будто сам стоял на ней, и притом — при ярком свете дня. Дождь прекратился. На краю поляны, там, где кончалась тропа, виднелись человеческие фигуры со вскинутыми к плечу ружьями. На них невозмутимо смотрели четверо хиссов. Прозвучали выстрелы, а за ними — все тот же хор разочарованных голосов: картечь снова наткнулась на незримую преграду. Видно было, как чернели скопления отдельных картечин, неподвижно висевших в воздухе.

Аасс просюсюкал несколько слов Эссине. Та вышла, и спустя пару минут все хиссы вернулись на борт корабля, тогда как люди продолжили свои тщетные попытки пробиться сквозь отталкивающую завесу.

Всю ночь хиссы провели за работой, действуя так, словно меня и не существовало. Впрочем, они от меня ничего не скрывали, и я видел, как один за другим они восстанавливали сложные приборы, назначение и принцип действия которых мне были совершенно непонятны.

Когда на востоке, над черной полосой деревьев, забрезжил пасмурный рассвет, все уже было готово к отлету, но осаждающие по-прежнему не уходили. Порой было видно, как за мокрыми стволами шевелятся фигуры крестьян, которые, должно быть, провели под дождем и в тревоге всю ночь. Я тоже был обеспокоен, слегка утомлен и пребывал в замешательстве: выйти из ксилла незамеченным я не мог, а если бы меня увидели, то последовали бы бесконечные недели допросов, интервью и прочих неприятностей всех видов.