Джо Фауст - Отчаянные меры. Драгоценный груз. Сущность зла

— Ты еще здесь, птичка, — криво усмехнулся он.

— Да, — откликнулась она. — Я останусь здесь до самого конца.

Герцог выглянул за дверь. Коридор, уводивший к лестнице, был все тем лее, каким его помнил Диксон, но там, где находилась комната Фортунадо, теперь была только серая стена.

— Он больше никогда не выходил в этот коридор, — пояснила Рей. — Даже когда шел в душ или ванную, он все время шел в другом направлении.

Герцог протянул руку в серый туман. Рука прошла сквозь стену и исчезла в ней, но какое-то сопротивление все же чувствовалось, нечто странное упиралось в ладонь. Он оглянулся на Рей.

— Зачем ты мне все это рассказываешь?

— Я не рассказываю, — бесстрастно сообщила она. — Это лишь твои воспоминания. Ты сам рассказываешь себе это.

«Значит, этим все должно было кончиться? Значит, все идет к этому?» думал Герцог. Память возвращалась какими-то порывами, толчками, и затем приходится докапываться понемногу до остального. То, до чего он пока не докопался, — это серая стена. Серое вещество его мозга, хранящее еще одну загадку. И он должен заставить этот серый туман заговорить. Вот в памяти всплыла узкая тесная камера и двое в ней. Они ведут разговор. Говорят с ним, убеждают его в чем-то. Один явно настроен против него, другой вроде пытается помочь, но при этом четкое ощущение, что лучше уже не будет, что гнетущая развязка приближается. Память вышла за пределы камеры-клетки в поисках выхода. «Бежать, бежать! — стучало в голове. — Как можно скорее выбираться отсюда».

— Я сам пришел сюда, — сказал Герцог. — По собственной воле.

— Чего не скажешь о нас, всех остальных, — ответила Рей.

— Где Эрик? Мне надо с ним поговорить. Рей оставалась безучастной к его желанию.

— Ты сам знаешь, где его найти.

«Да, — подумал Герцог, — конечно, знаю. Еще бы».

Он покинул комнату и прошел по оставшейся части второго этажа, еще не исчезнувшей в сером тумане, который надвигался стеной. Он спустился по лестнице, миновал ветхий вестибюль, в котором царили упадок и разложение. В самом конце этого узкого коридорчика светилась вывеска:

БАР «ПРИЯТНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ»

Остановившись в дверях, он вскоре отыскал взглядом Диксона, сидевшего на высоком стуле перед стойкой. Перед ним стояла бутыль Аяганского джина и небольшой стаканчик. Герцог неспешной походкой приблизился и взобрался на такой же высокий стул между пилотом и каким-то толстяком, который хохотал, прихлебывая пиво из кувшина.

— И когда, — продолжал толстяк, — эти санитары пришли за ним, чтобы запаковать его в мешок… понимаешь, у него в руках была какая-то кирка. И едва один из санитаров потянул ее на себя, покойник вырвал оружие обратно потому что у него руки окоченели. — Громоподобный хохот толстяка заполнил помещение. Толстяк вытер пивную слезу и продолжал:

— Можешь ты себе это представить, старина? Вот это было зрелище! Он хотел и кирку забрать с собой! Чтоб потом себе могилу выкопать. Вот это парень!

Диксон резко повернулся к толстяку и тут увидел сидящего рядом с ним Герцога.

— Представляешь, открывает дверь голый с одной мотыгой — а там чувак с автоматом. Ба-бах! — толстяк прямо-таки разрывался от смеха.

— Радуйтесь, что там были не вы, — спокойным голосом произнес Герцог.

— Что? — переспросил толстяк.

Герцог кивнул в сторону Диксона:

— Это мой друг, он был знаком с семьей погибшего. И переживает то, что случилось. Так что я был бы весьма благодарен вам, если бы вы продолжали веселиться где-нибудь в другом месте.

Толстяк растерянно заморгал, переводя взгляд с Диксона на Герцога, и обратно. Его заплывшие поросячьи глазки заметались. Он виновато поднял перед собой кувшин с пивом.

— Конечно, конечно. На самом деле я тоже очень, очень расстроен тем, что случилось. Какой неприятный случай. Ужасное происшествие. Какое пятно на репутации заведения. — И вместе со своей компанией вывалился из помещения. На улице раздался новый взрыв смеха.

— Ну что, — произнес Диксон, наливая себе джина. — Спас меня от очередного ночлега в каталажке?

Герцог мечтательно зажмурился.

— Помню, — сказал он. — На самом деле тогда ты сломал ему нос и обе руки. Интересный прием, никак не успеваю его запомнить.

— Честно сказать, я и сам забыл, как это делается. Потому что провожу его, не задумываясь. В каждом мире свои дурацкие законы.

— Знаю, — сказал Герцог. — Я был там.

Диксон рассмеялся, опорожнил стакан и тут же налил следующий.

— Да, — сказал он. — Ты думаешь, парень. Ты еще только думаешь.

Осушив второй, он без паузы наполнил третий.

Герцог осмотрелся. Память Диксона о случившемся была так свежа, что он чувствовал даже табачный дым и еле слышимую приглушенную компьютерную блатную музыку.

— Зачем принимать так близко к сердцу, — сказал Герцог, пока Эрик осушал третий стакан.

— Кто ты такой, чтобы знать что, у меня близко, а что — далеко? прорычал Диксон, наливая четвертый. Он уже поднес напиток ко рту, но Герцог накрыл стакан ладонью.

— Сам понимаешь, ничем не могу тебе помочь. Я не могу переписать твое прошлое.

— Как раз этим ты и занимаешься, — ответил Диксон, опуская стакан на стойку бара. — Спасаешь меня от ночлега в каталажке.

— Космический герой не заслужил такого ночлега.

— Ошибаешься, заслужил.

— За что?

— За драку.

Герцог покачал головой:

— Это уже не твое прошлое, оно больше не повторится никогда. Это лишь очередное воспоминание о том, что было. А прошлого в любом случае не поправишь. Иначе бы мы никогда не теряли друзей. Просто зима, ты замерз и зашел сюда согреться. Ты еще не поднимался наверх и не видел Рэй. И когда ты поднимешься… — Тут он убрал ладонь, и Диксон заглянул в свой стакан.

— Ее уже нет, — пробормотал пилот. — Там.

Герцог покачал пальцем:

— Давай, продолжай. Еще три стакана — память в тумане. Тогда тебе придется допивать бутылку в комнате. По крайней мере, надеюсь, ты ее закончишь. А потом все мутнеет, и какой-то провал в два стандартных…

— Зачем ты это делаешь со мной? — оборвал его Диксон. Он резко встал и расплескал Аяганский джин по лакированной стойке. — Что ты ко мне пристал? Что тебе от меня нужно? Уйди с миром, бледнолицый брат мой.

— Общаться с тобой — одно удовольствие. Все равно, что курить на динамитном складе, — заметил Герцог. Скрестив руки на груди, он покрутился на винтовом стуле бара, припоминая давно забытые ощущения. Давненько он не сиживал за такой вот стоечкой!

— Значит, алкоголь — это праздник, который всегда с тобой? Не верю.

— Во что ты не веришь? В то, что человек предпочитает страдать в одиночестве?

— Естественно, — заверил его Герцог. — Но ты забыл кое о чем. Ты больше не один. И не можешь остаться один, потому что теперь живешь во мне. И твое поведение, твои привычки разрушают мою жизнь. Не будь эгоистом. Ты понимаешь? Я разговариваю с тобой, Вильям Арбор, по прозвищу Герцог, полноправный хозяин твоего нового тела. А не зеленый чертик из пьяного бреда. Пойми же это, наконец!