Николай Чадович - Фантастика. Журнал Парус [компиляция]

— От одного Большого Человека вреда не будет, — неуверенно произнес шаман. — Мы можем его принять.

— Гуавакль говорит так, как будто он может запретить Большому Человеку прийти, — проворчал вождь. — Уж если Большой Человек решил навестить иракелов, то он это сделает. Что только ему нужно — вот что хотел бы знать Свурогль. Большой Человек идет пешком: много ли товаров может он с собой принести? Много ли шкур гримффов забрать?

Жрец помрачнел:

— А если он собирается уговаривать молодежь идти на работы в космопорт?

Лицо вождя тоже стало мрачным. Жрец задел больное место. Конечно, люди зрелые, солидные в космопорт не пойдут, но вот молодежь… Молодежь может и согласиться, примеры тому были. И ведь не остановишь, не прикажешь остаться. Молодые старейшин не слушают, над богами смеются. Взять хотя бы Эквенока, сына Улачума, который проработал в космопорте две зимы и недавно воротился. Парень совсем испортился в Саморе.

Вождь вздохнул и кряхтя поднялся на ноги.

— Племя встретит Большого Человека как гостя, — изрек он.

Большой Человек вошел в стойбище иракелов в час, когда Небесный Огонь готовился опуститься за темные кроны. Все племя собралось на площади тотема, которую по такому случаю устлали широкими листьями душистого флауна. Вождь, шаман, старейшины и самые уважаемые охотники племени сидели на циновках, расстеленных перед гостевой хижиной. За ними стояли молодые парни, не обзаведшиеся семьями и своими хижинами. Еще дальше теснились вместе с детьми женщины. Детишки уставились на пришельца расширенными от ужаса и восторга глазищами. Большой Человек ступил на площадь, прижимая к лицу какую-то жужжащую штуковину. Он водил ею по сторонам, направляя на деревья, хижины, на людей. Все замерли.

— Удваивает мир, — небрежно сказал отщепенец Эквенок, стоявший рядом с женщинами. — Творит видимую память. Ничего страшного.

Услышав голос Эквенока, вождь не пошевелился, только дернулась в презрительной гримасе щека. Все же в глубине души вождь ощутил облегчение.

Большой Человек опустил свою штуку, жужжание прекратилось. Он вышел в центр площади, стал перед тотемом и громогласно произнес:

— Я — Даримава Хонта, этнограф, собиратель обычаев. Я пришел с миром.

По рядам прокатилось и стихло движение, многие зажимали уши.

— Я — Свурогль, вождь народа иракелов, — ответил вождь с достоинством. — Мы рады гостю, пришедшему с миром. Садись с нами.

Свурогль указал на широкую, украшенную орнаментами циновку.

Даримава Хонта сбросил с плеч рюкзак с полевым синтезатором, положил рядом видеокамеру и сел на указанное место, скрестив ноги.

С минуту длилось молчание. Гость и хозяева исподволь разглядывали друг друга. Первым заговорил вождь:

— Большой Брат пришел к иракелам, чтобы торговать?

— Мне нечего продавать вам, — отвечал Большой Человек Этнограф, — разве что могу угостить вас «веселой водой». Но я бы с удовольствием кое-что купил.

Даримава протянул руку, и на его ладони все увидели блестящие желтые кружочки. Вождь знал, что в обмен на эти кружочки в Саморе можно получить много хороших вещей.

— Что же хочет купить у иракелов Большой Брат?

— Меня интересуют ваши песни, ваши обряды, танцы и сказания. Я бы хотел услышать, увидеть все это и унести с собой видимую память.

Вождь и жрец переглянулись.

— Это все, что интересует Большого Брата? Только за этим Большой Брат проделал такой путь? — недоверчиво спросил Свурогль.

— Да, — твердо ответил Большой Человек Даримава Хонта.

И вождь, и шаман почувствовали огромное облегчение.

— Но ведь это, — сказал вождь, — совершенно бесполезные вещи. Мы не можем брать за них желтые блестящие кружочки.

Мы отдадим это нашему Большому Брату даром.

— Что ж, — ответил Хонта, — пусть будет так. Но я могу, по крайней мере, угостить своих братьев иракелов «веселой водой»? У меня ее большой запас.

Все возбужденно зашевелились и загомонили.

Пиршество удалось на славу. На длинные гостевые циновки, заменявшие иракелам столы, были поданы: запеченное в листьях мясо туфлона, грудинка чиплаха, жареная щурель, грибы и сладкие корни, несколько сортов орехов, в том числе знаменитый кэдук, и лепешки-корзинки с густым забродившим соком тростника-медоноса. Подан был и глиэль — разновидность местного сладковато-горького пива. Большой Брат отведал всего и все одобрил. Он попросил у женщин племени несколько пустых сосудов и один за другим наполнил их некоей жидкостью из своих запасов. Ко всеобщему энтузиазму, жидкость оказалась «веселой водой».

Когда был утолен первый голод и у всех приятно зашумело в голове, разложили несколько больших костров, разогнавших ночную тьму. Над головой шумели темные кроны гигантских к’деров, дым костров уходил в небо, где ярко сияли уже Светлые Сестры — так туземцы называли двойной спутник планеты. Даже этнографу, человеку тертому и видавшему виды, мир на мгновение снова показался одушевленным и полным волнующих тайн.

Жрец Гуавакль подал знак, и в пространство между кострами вышли девушки. Они начали танец поклонения Светлым Сестрам. Большой Человек оживился, снова поднес к глазам свою жужжащую штуку и принялся творить видимую память. Он выглядел очень довольным, и это вдохновляло танцоров. Девушки исполнили все, что знали и умели, и их сменили мужчины. Подогретые «веселой водой», они плясали без устали. Танец Большой Охоты сменялся танцем Удачной Ловли, за ними шли танцы Сбора и Маринования Орехов, Сушки Листьев и Выкапывания Корней. Даримава, собиратель обычаев, только поспевал водить по сторонам своей камерой.

— Отлично! — бормотал он. — Самобытность! Экспрессия!

Когда танцоры утомились, все снова расселись вокруг циновок и принялись подкреплять силы. Большой Человек тоже закусил со всеми, а потом обратился к вождю:

— Брат Свурогль, — сказал он, — немало славных деяний совершили предки иракелов. Много чудес сотворили грозные боги твоего тотема. Нельзя ли об этом услышать?

— Ты прав, Большой Брат, — важно ответил вождь, — иракелы — храброе племя, и нам есть что рассказать чужеземцу.

По его знаку первым завел речь свирепого вида охотник по имени Устразий. Затаив дыхание слушало племя его повествование о славных битвах, в которых участвовали иракелы в стародавние времена. Потом охотник Залимуг рассказал сагу о летающем туфлоне с шестью серебряными рогами и о том, как сыны Грома превратили племя гигантов, врагов иракелов, в деревья к'деры. Улачум поведал печальную историю неразделенной любви Светлых Сестер к Небесному Огню и рассказал притчу о великом шамане Телмаке и о пяти вопросах, заданных ему каменным зверем Тернабу. Притча привела Даримаву в полнейший восторг. Он подпрыгивал на месте и непонятно восклицал: «Этнографическая жила!», «кладезь для структурной мифологистики…» Его странная штука жужжала непрерывно. Когда же Гуавакль спел, аккомпанируя себе на маленькой, совмещенной с бубном арфе гимн о возникновении Золотого Кокона из дыхания Изначальной Беспредельности, исполнил хвалебный цикл в честь Звездного Джиффы, Повелителя Танца, и рассказал про Путь Верхних Всадников, Хонта вскочил и высыпал жрецу в его инструмент горсть сверкающих желтых кружочков.