Иннокентий Соколов - Ленинград-28 [СИ]

— Не будьте категоричны, док! Кто знает, будет ли оно, будущее. Тем более у нас с вами…

— Уж не намекаете ли вы…

— Именно намекаю, док!

Тишина.

— Хорошо, я понял. Забирайте его. Всего хорошего.

— До встречи.

— И не надейтесь…

Тишина. Затем шаги.

Щелчок выключателя. Свет.

— Выносите.

— С койкой?

— Мля…

— Виноват, товарищ генерал.

Шаги ближе. Света слишком много, не разглядеть.

Мягкое покачивание. Скрип открываемой двери. Воздух — он уже не пахнет смертью. Пахнет гарью, нагретым асфальтом.

— В машину.

Хлопают дверцы автомобиля. Внутри темно, пахнет бензином и потом.

— Поехали.

Визг стартера. Рокот двигателя. Машина подпрыгивает на ухабах.

Остановка.

Его опять несут куда-то.

Принесли.

Здесь хорошо — прохладно. Света почти нет — он моргает, пытаясь рассмотреть. В голове пустота и темнота. С ней можно разговаривать. Она послушна и обтекаема.

— Ну, как, живой мудило?

— Молчит, товарищ генерал.

Ласково:

— Скажи-ка дружище, я у тебя спрашивал?

Виновато:

— Никак нет, товарищ генерал…

Взрывается, плюясь во все стороны:

— Ну, так пшел нах, отсюда!

Шорох, шум падающего тела.

Тихонько, сквозь зубы:

— Ну и молодежь пошла, никакой закалки.

Свет уже не так раздражает. Можно различить отдельные, ничего не значащие детали.

Он в комнате. Комната небольшая — в ней низкий потолок, побелка местами отстала от стен. Из мебели — койка, к которой привязан он, и стул, на котором сидит… кто-то. Или некто.

В голове туман. Мысли бегают по кругу — одни и те же. Их немного сейчас.

Чужое лицо наклоняется над ним. Наплывает сверху. Теперь света еще меньше, можно рассмотреть огромный пористый нос, глазки-бусинки, губы — две блеклые розовые полоски, за ними мелкие, пожелтевшие от никотина зубы. На плохо выбритой шее — валики кожи.

Они рассматривают друг друга.

Мысли словно рассеиваются во время замкнутого бега. Сталкиваются друг с другом и погибают.

Где он, и кто он?

— Ну?

Наверно нужно что-то ответить. Это непросто — выдавить из себя хоть какой-то звук.

Нужно напрячься, и… выдохнуть?

— Что?

Довольный возглас. Неужели угадал?

— Так, дружок, вижу, что все в порядке. Да, Юрок?

Он впитывает его слова. Так пересохшей губкой собирают воду — он пытается заполнить пустоту внутри, чтобы хоть немного потеснилась темнота. Если ему это удастся, то… что?

Юрок… кажется это имя?

Юрок, Юрка… что-то знакомое. Так зовут его.

Да, это его имя. И что с того?

Все имеет свое начало и конец. Ну, если даже и не все, то многое. Так думал Панюшин, пытаясь найти эти крайние точки. Стоя в темноте, с поднятыми руками, слушая приближение командира спецотряда.

Что думал в этот момент сам капитан Козулин — ему одному известно. Что-то такое все же думал, судя по шагам — та хищная расслабленность, что в любой момент может обернуться вспышкой звериной ярости.

Ну да волков бояться, в лесу не гуляться.

И прежде чем указательный палец командира спецотряда «Челябинск» воткнулся бы в шею Панюшина, чтобы тот свалился на пол, теряясь в круговоротах боли, прошла маленькая вечность, состоящая из таких же маленьких вечностей.

За это время Юрка успел многое — тьма была послушной, выполняла малейшие пожелания. Он запустил ее в стены разрушенной лаборатории, заполнил каждый уголок, каждую выбоинку, каждую трещинку. Ее хватало, и она стала единственным Юркиным союзником сейчас.

Впрочем, нет, оставался еще гвоздодер. Панюшин так и не выпустил его из рук. Стоял, чувствуя затылком холодный металл.

На этот раз обошлось без алых брызг — темнота стала прозрачной, из сумрака проступили стены, схематические очертания — словно рисунок школьника, впрочем Юрке было достаточно. Он видел главное — расстановку сил противника, а это уже немало.

Есть начало и конец — осталось найти путь между ними. Кроме того, в сумме всех возможных траекторий, остается только выбрать точку, которая не будет принадлежать этому пути. Для Панюшина это плевое дело — бесконечные скитания закалили его, осталось немного сноровки, чего еще желать одинокому страннику?

Только одного — разобраться, что же происходит на самом деле.

Расслабиться перед боем.

Узнать, что случилось с ним.

Перехватить гвоздодер, чтобы удобнее было сжимать.

Найти самого себя, и выбросить из головы все ненужное.

Чуть повернуть голову, слегка наклонившись в сторону противника, а ноги пусть займут удобное положение для начала атаки.

Поехали…

Панюшин прятался за железным контейнером. Под ногами валялись многочисленные обломки пластмассы — некоторое время назад, Юрий в ярости растоптал трубку телефона. Руки сжимали трофейную винтовку, а в глазах поселилась неземная тоска. Винтовку Панюшин забрал у одного из бойцов — того самого, чей череп пришлось разбить гвоздодером.

Сейчас ему было нехорошо. Проект и не думал завершаться, и он, Панюшин, имел к нему не последнее отношение. Было от чего грустить.

Уровнем выше, тихонько выругался командир спецотряда Козулин. Ключ остался у Панюшина, потери в составе отряда составили две единицы, в общем, было от чего прийти в ярость. Кто ж знал, что мудак покажет такую прыть?

— Товарищ капитан, здесь чисто.

— Тамбовский волк, тебе капитан — прорычал Козулин. — Сам знаю, что чисто. Иначе, ты бы тут не умничал. Позови Игнатенко.

Осназовец торопливо скрылся. Козулин провожал его полным ненависти взглядом. Надавали, понимаешь, уродов — приходится делать все самому.

— Товарищ капитан…

— Глохни — перебил Козулин. Подбежавший Игнатенко послушно замолчал. — Значит так, Мишка, нас здесь четверо, не считая того мудака. Бери Игорька за жопу, и двигайте наверх. Я с Ринатом контролирую выходы на нижние уровни. Встретите урода, дайте знать — рации сдохли, в общем, придумаете что-нибудь. В бой не вступать, держать оборону. Если не найдете, возвращайтесь назад.

— Понял…

— Нихера ты еще не понял. Иди, давай.

Осназовец поспешно кивнул. Козулин махнул рукой — вперед, мол, не задерживайтесь.

— Фарафутдинов…

— Я!

— Головка от хуя! Иди за мной…

Вдвоем они добрались до шахты грузового лифта. Козулин указал на железную лестницу.

— Остаешься здесь. Малейшее движение снизу — огонь на поражение, понял?

— Так точно!

Капитан с сомнением взглянул на бойца.

— Все-то вы понимаете, мля, только почему-то дохнете, как мухи.

Фарафутдинов не ответил. Застыл у стены, направив ствол винтовки вниз. Козулин вздохнул. Ситуация начала выходить из-под контроля. С учетом обстоятельств, это могло иметь нехорошие последствия, как для проекта, в общем, так и для самого капитана в частности — последнее беспокоило больше.